Дисгардиум 13. Последняя битва. Том 2

Ирита слушала не перебивая, только глаза ее становились все темнее, все непроницаемее.

– Как ты выбрался из бета‑мира? – спросила она, когда я дошел до нашей встречи в Провале.

– С помощью бета‑тестеров, Утеса и Кусаларикс, но больше – благодаря Пентаграмме изгнания, которой меня научил один хитрый бес в Стылом ущелье… Но обо всем по порядку…

Когда дошел до того, как мы с Макс месяцами рутинно фармили ресурсы для Абсолютного зелья сопротивления контролю разума, я набрал в грудь воздуха, готовясь к самому сложному.

– Должен рассказать тебе еще кое‑что… – Слова вырывались тяжело, с усилием, но я заставлял себя говорить. – Пять‑четыре… То есть Макс… Она во всем меня поддерживала. Кто знает, что бы со мной случилось, если бы я ее не встретил… Я мог свихнуться. Только благодаря ей я сохранил в себе человеческое. Короче… Она… она стала мне близка.

Казалось, Ирита перестала дышать.

– Физически ничего не было, хотя она хотела, – продолжил я, ощущая необходимость договорить. – Там, в бета‑мире, я нашел в ней опору, когда потерял всякую надежду вернуться к тебе. Поэтому не хочу лгать: я что‑то к ней чувствовал… Любовь? Хрен его знает, вряд ли. Так, как тебя, я никого не любил. Но это было что‑то похожее.

Ирита молчала и смотрела на меня так, словно видела впервые. Глядя на нее, я чувствовал то же самое: мы оба изменились. Повзрослели. Но главное, она поверила в то, что между мной и Макс ничего не было. Я знал это точно – Убеждение первого ранга, прокачанное до капа, не обманешь.

– Я всегда боялась, что однажды ты станешь слишком… другим, – наконец сказала она голосом, в котором усталость смешалась с покорностью, и тепло улыбнулась. – Взлетишь так высоко, что мы все станем для тебя… – Она пожала плечами, подбирая слово. – Обузой? Теми, чьи приземленные чувства ничего не стоят в сравнении со спасением мира. Но только что ты убедил меня, что ты – все тот же Алекс. Мой Алекс, который умеет любить.

– Я вообще не уверен, что все еще человек, – ухмыльнулся я. – Демон! Яростный дьявол, слышала?

– О да‑а‑а! – протянула она, улыбаясь еще шире. – Демон Горвал с гордостью нам рассказывал, что ты первый, кто смог… э… как он выразился… оседлать легата Лилит!

Краска залила мне лицо, когда в голове всплыли яркие образы той сцены, но ничего, кроме стыда, я не испытал – все‑таки демоницы слишком чуждые, даже если опустить анатомические детали. «Кто кого еще оседлал», – подумал я, но вслух сказал другое:

– Прости…

– Да брось, ты же понятия не имел о том, кто ты на самом деле, – отмахнулась Ирита. – Что я буду за дура, если начну обвинять тебя в таком? Это же просто еще одно в копилку твоих достижений.

– Не понимаю, – сказал я, мотнув головой.

– Ну, сам посуди: мало того что заставил демонов преклоняться перед собой, так еще и влюбил в себя могущественную бета‑тестершу, которой десять тысяч лет! Ха! Да о таком парне мечтает каждая!

– Надеюсь, ты сейчас не издеваешься… – неуверенно пробормотал я, – ведь…

И тогда она просто запечатала мне рот поцелуем. Ошарашенный, я ответил не сразу, но быстро включился в игру. Целовались мы долго, самозабвенно, пока легкие не стали гореть от нехватки воздуха.

Разгорячившись до предела, я краем глаза заметил зависшего в воздухе Краулера. Гном постучал пальцем по запястью и закатил глаза. Вот же… Нашел время!

Показав ему кулак, я активировал Глубинную телепортацию, мгновенно перенося нас с Иритой в мою комнату, и потянул свою девушку, которую не видел много месяцев, к кровати.

Лунный свет проникал сквозь узорчатые витражи моего королевского номера, рассыпаясь мерцающими бликами по поверхности бассейна‑озера. Тени от декоративных деревцев танцевали на стенах, а с магического водопада доносился умиротворяющий плеск.

Мы оказались в постели, не замечая ничего вокруг. Ее губы на моих, руки, жадно исследующие тело, влажная от пота кожа – все это сливалось в одно невероятное ощущение возвращения домой. Время застыло, словно боялось потревожить наше воссоединение. Каждое прикосновение, каждый жаркий выдох и тихий стон, каждый миг этой искренней, настоящей близости стоил всех испытаний, через которые мы прошли.

Лихорадочная страсть нарастала как волна, чтобы разбиться о берег блаженного забытья, где существовали только мы двое. Вся вселенная сжалась до размеров кровати, а потом и вовсе до той грани, где сливались наши тела.

Когда первый порыв страсти угас, мы просто лежали в обнимку, наслаждаясь теплом и близостью друг друга. Я вспомнил нашу ночь с Иритой накануне моего боя с Дестуром – сколько всего произошло после этого! Сейчас я снова всем телом ощущал ее присутствие, кончиками пальцев прослеживая изгибы, заново знакомясь с любимой. Мы оба изменились, но тело помнило и жаждало еще – и не верило разуму, что я сдержу свое мысленное обещание и у нас будет еще много таких ночей. Да я и сам не верил…

Вдыхая запах любимой, я рассеянно теребил ее волосы и читал клановый чат, в котором парни упражнялись в остроумии и требовали, чтобы я немедленно двинул к ним. Тисса же обращалась к Ирите, умоляя притащить меня в таверну.

– Интересно, когда заработал чат? – озвучил я свои мысли, осознав, что раньше он не подавал признаков жизни.

– Через несколько дней после того, как ты исчез, – ответила Ирита. – Бегемот объяснял мне, что это было связано с перестройкой мироздания. Типа того, что Бездна включила бета‑режим, и, пока время разгонялось, система сбоила… Черт, Алекс, я забыла тебе рассказать кое‑что важное! В Чистилище мы встретили…

– …Лексу, мою неродившуюся сестренку, – перебил я. – Я знаю. Вы мне говорили.

Глаза Ириты распахнулись, она прошептала:

– Говорили, когда ты в облике Ааза пробрался в наш отсек… Вот только этого никогда не случалось, каждый из нас видел это во сне. Тебе тоже это приснилось?

– Приснилось? – Я наморщился, вникая в новые воспоминания. Они пришли раньше, когда я вернул свой облик, но терпеливо ждали своего часа. – И да и нет. Все сложнее.

– Значит, это было на самом деле?

– Смотря что под этим понимать… Погоди, мне надо осмыслить.

Я прикрыл глаза и попробовал понять, что все это значит. Вся та ветка несвершившегося: когда я выпил Эреб’Нахар, вспомнил себя и пошел к друзьям при помощи Кэрри, где нас развоплотили Бездна и Люций, – ощущалась как полноценное воспоминание о случившемся. Божественные озарения так не работали, они затуманивались, становились тусклыми, теряя краски и детали, как сон. Да и, конечно, это не было Божественное озарение. Что?

Я вспомнил голос Октиуса в голове: «В забвении найдется спасение…» Его рук дело? Спас меня, откатив во времени произошедшее? Но откуда у него такая же способность, как у Майка Хагена?

Мысль напомнила о полуистлевшей в памяти сцене с взрывающейся яхтой, после того как Хаген рассказал нам о книге ответов, написанной Филом Панфиловым. Отец‑основатель «Сноусторма» тогда откатил время назад, мы выжили, но никто, кроме меня, ничего не помнил о (не)случившемся. Так‑так… Мне казалось, что я близок к пониманию, к разгадке, и Ирита, словно чувствуя это, затаила дыхание.