Дорога к себе

– Ну, Петька, какой у тебя наследник‑то появился! Богатырь, умник! Теперь есть кому дело оставить!

Или так:

– Оооо, какой продолжатель рода! Серьёзный такой! Точно с бизнесом отцовским управится! Одной левой!

А, может, даже так:

– Ты ж глянь… прямо наследный принц – солидный такой, даром, что от горшка два вершка! Наследничек‑то прям на загляденье!

Да, шутки, да, ничего серьёзного. Слова, о которых взрослые и солидные дяди и красивые тёти забывали через секунду, все эти слова оседали в жадном сознании Коленьки и впитывались им.

– Я – наследник! Я – продолжатель! Я – принц! Всё мне! Я буду владеть всем!

Если бы он был более добродушен по натуре, менее честолюбив и зациклен на себе, менее сдержан по характеру, менее замкнут и серьёзен, то, поиграв этими фантазиями, он или отбросил их в сторонку, приступив к новой забаве, или выдал бы родителям, которые аккуратно объяснили бы ему, что дяди и тёти вовсе не это имели ввиду, да и вообще так думать неправильно, но Коля был не таков… Что попадало в его «святая святых», то там оставалось, обрабатывалось, взращивалось, тщательно сберегаемое и лелеемое. Даже профи‑психологи не сумели пробиться в эту «святую святых».

А тут ещё, как назло, родился Андрей…

Ну как наследник всея отцовского бизнеса мог его воспринимать? Правильно, как конкурента на его наследный трон!

Рождение Женьки и вовсе разочаровало Николая в разумности родителей. В самом‑то деле, зачем родился ещё кто‑то, если у них есть Коленька? Сразу понятно – глупые люди!

Потом были истории, которые Николай читал в сказках – «старший умный был детина», «старший королевич», «старший принц», всё это логично и красиво укладывалось на платформу из его железной веры под названием «всё мне и только мне». Причём факты, которые как‑то мешали этой логике и крысотищщще, например то, что главным достижением «умного старшего детины» из сказки про Конька‑Горбунка была кража коней у самого младшего брата, безжалостно отбрасывались.

Даже то, что Колин средний брат Андрей был признан музыкально одарённым ребёнком, если и поколебало уверенность Коли в том, что он самый‑самый, то ненадолго – ровно до срыва у среднего брата.

– Да Андрюха просто псих со своими фобиями! – этот вывод вернул Коле веру в свою уникальность и предназначение наследника.

В самом‑то деле… средний – чoкнyтый музыкашка, младший – управляемый дурачок! И кто остаётся – разумеется он, старший принц‑наследник!

Когда отец начал выделять братьям деньги для пробного дела, Николай снисходительно фыркал на усилия братьев:

– Было бы желание дурью маяться… Только деньги тратит впустую! – думал он про отца.

Когда выяснилось, что Андрюха нахитрил и напакостничал в его бизнесе, то гнев Николая был гораздо сильнее, чем отцовский – мало того, что этот паразит нaгaдил, так ещё и деньги cпёр! Его деньги! Его будущее наследство!

Правда, даже этот гнев ни в какое сравнение не шёл с тем, что испытал Коля, когда узнал, что старый сентиментальный дyрaк – папаша, не знающий меры, влез в такие траты, чтобы Андрюхе невесту добыть! Да ещё какую невесту! От такой и сам Коля не отказался бы!

– Брылёву! Единственную наследницу отдать этому припадочному? Ну, отец, я от тебя этого не ожидал!

Он не был эмоционален, поэтому скандал не устроил, но решил, что если отец такие деньжищи вбухивает в никчемушного Андрюху, то и ему можно брать.

– Это мои деньги! – успокоил он себя, выводя финансирование на лабораторию и оборудование цехов. – Мои!

И вот теперь отец спрашивает у него, а почему, собственно, он так решил?

– Да потому, что так и есть! – содержательно ответил Николай. – Это моё наследство. А ты его на Андрея вбухиваешь! Денег сколько было потрачено, а ещё домина и земля в подарок!

– Коля, это моё дело, куда я трачу собственные средства, – устало произнёс отец, – И, кроме всего прочего, наследство – это, когда человек умер, а я, знаешь ли, жив. Мне пятьдесят восемь лет! Да, всякое бывает, конечно, поэтому, у меня есть завещание. Так вот, в нём вам троим выделены одинаковые доли имущества, а ещё завещание касается твоей матери.

Николай возмущённо воззрился на отца, хотел что‑то сказать, но ему не позволили.

– А вот теперь я завещание изменю! И наследников останется не четверо, а трое! Твоя мать и двое братьев!

– Чтоооо? То есть ты меня всего лишаешь?

– Нет, не всего, а только своего личного собственного имущества… раз уж на тебя даже его ожидание так разрушительно действует, то это означает только то, что оно тебе неполезно!

– Ах, вот как… значит, этого придyркa‑Андрюху, этого блудного сыночка, ты наследства не лишил, а меня, значит, лишаешь? – заорал Николай.

– А это интересная аналогия, кстати… – вздохнул Пётр Иванович. – В притче о блудном сыне почему‑то чаще всего говорят именно о нём самом, забывая окончание этой притчи. Да, блудный сын потребовал себе денег в качестве части своего наследства, да, прокутил их, а потом, когда совсем прижало, вернулся к отцу. Но вернулся‑то не с требованиями, а с мольбой о прощении. И он не на прошлое своё место метил, а в слуги наниматься пришёл. Зато старший сын был в полном возмущении. Он уже тоже распорядился состоянием отца, только мысленно, вот и возмутился, как тот смеет что‑то тратить на брата.

– Но ведь это правильно! – гневно высказался Николай. – Родитель и был обязан обеспечить старшего сына, а не разбазаривать состояние.

– Это состояние отца… и куда его употребить, отец, пока жив, сам решает, – очень спокойно возразил Пётр Иванович. – И, кроме этого, есть ещё кое‑что… раз уж ты такой знаток древних историй, то должен знать и такое: «Злословящий отца или мать смертью да умрёт». То есть, ни младший, ни старший сыновья ни имели права себя так вести, но младший что‑то понял, прощения просил, а вот понял ли что‑то старший – вопрос… Ну, ладно, вернёмся в наше время и к нашим делам. Ты, сынок, кое‑что не учёл! Я сам буду решать, кому и что выделить… или не выделить вовсе ничего.

– Вот как ты заговорил… а ведь тебе‑то наследство родители оставили! А меня ты собираешься безо всего оставить? – вне себя заорал Николай.

Нет бы ему заметить, как стремительно переглянулись отец с Хаком, нет бы вернуться к обычной своей невозмутимости, промолчать…

Но даже самый невозмутимый человек может сорваться, когда его жизненная опора колеблется, становится неустойчивой, а то и просто исчезает, тает под ногами. Вот и Николай сорвался. Орал он долго, припомнил все отцовские попущения братьям, даже то, что он был против их рождения, а его‑то и не спросили, а теперь и вовсе законного имущества лишают!

– Коля, вот когда ты женишься, будет у тебя сын – первенец, ты будешь у него уточнять, делать тебе ещё детей или уже хватит? – жёстко прервал его отец, когда Николай собрался уже идти по второму заходу.

Николай аж поперхнулся, так ясно ему представилась абсурдность ситуации – вот он, взрослый мужчина идёт к мальчишке‑сопляку, спрашивать подобные вещи.