Дракон из черного стекла

Никс еще крепче обхватила Даала за плечи. Даже сквозь толстую шерстяную ткань рукава он почувствовал холодный ожог ее кожи, словно пытающейся вытянуть тепло из его тела, напоминая про тот бездонный голод у нее внутри. Но Даала терзал и его собственный голод, и он высвободил руку, чтобы притянуть ее к себе, после чего как бы между прочим предложил:

– Может, нам стоит вернуться в твою каюту?

Никс пристально посмотрела на него. Серебристые искорки у нее в глазах лукаво блеснули.

– Тогда давай поспешим, пока нас не выбросило за борт!

Они подождали, пока болтанка не ослабнет настолько, чтобы можно было пройти по палубе к двери баковой надстройки, после чего спустились на среднюю палубу, где по обеим сторонам длинного коридора, протянувшегося от носа до кормы, располагались жилые каюты. У Никс была отдельная, своя собственная – в носовой части, ближайшая к рулевой рубке.

Когда они подошли к ее двери, на корабль налетел еще один сильный порыв ветра. Палуба резко накренилась, и их швырнуло через порог каюты. Они вместе ввалились внутрь, прижавшись друг к другу и заливаясь смехом.

Как только корабль выровнял свой полет, Никс закрыла дверь. Щеки у нее вспыхнули.

Даал все никак не мог опомниться от зрелища, по‑прежнему стоящего у него перед глазами – повисшего над горизонтом солнца. Сердце гулко билось в груди от изумления и восторга. Голубое небо, розовые оттенки на горизонте казались чем‑то из совершенно другого мира, чуждого всему, что он когда‑либо знал. Даже звезды, постоянно сиявшие в небесах Пустошей, напрочь исчезли, стертые солнечным светом.

– Какие чудеса ты мне показала… – прошептал он Никс. – Как бы я хотел, чтобы Хенна сейчас тоже сейчас была здесь и увидела это!

Сразу пронзила тоска по дому, когда Даал представил себе свою бойкую и всегда жизнерадостную младшую сестру с ее сияющими глазенками и бездонной способностью изумляться всему на свете.

Никс опустила взгляд, пытаясь скрыть выражение своего лица.

Даал мысленно дал себе пинка за такие слова, зная, что Никс терзается угрызениями совести из‑за того, что вытащила его из дома – оторвала от всего, что он знал, от всего, что любил. Даал обнял ее за плечи и притянул к себе.

– Когда‑нибудь я все‑таки покажу ей солнце! – пообещал он. – По крайней мере, очень на это надеюсь. – Кончиком пальца приподнял подбородок Никс. – Мы покажем его ей вместе.

Несмотря на эти его слова, взгляд у нее оставался затравленным. Это ведь ее пророческий сон наставил их на этот путь – путь, который даже в случае успеха приведет к стольким смертям и разрушениям.

Даал склонил голову набок, чтобы поймать ее взгляд.

– Ты в этом не одинока…

И чтобы убедить ее в этом, наклонился и коснулся губами ее губ. От этого прикосновения вспыхнул уже знакомый огонь. Никс лишь тихонько охнула в ответ на его поцелуй, погружаясь в него, стирая грань между ними. Когда это произошло, Даал вновь ощутил этот темный колодец внутри нее – и позволил теплу, растекшемуся по всему его телу, умерить этот голод, который все сильней притягивал их друг к другу, связывал еще крепче.

Он вновь ощутил это головокружительное падение в нее. Мягкость ее губ всколыхнула его, заставив вскипеть кровь – и при этом его собственная жесткая щетина явственно кольнула щеку. Его язык, который пытливо проникал все глубже, вдруг стал ее языком. Их дыхание смешалось, становясь все более хриплым. Ощутив, как твердеет в низу живота, Даал еще сильнее прижался к ней – хотя знал, что она уже и так ощутила его укрепляющийся пыл, поскольку тоже уловил ее собственную растущую страсть – тепло в ее чреслах, томительное покалывание в сосках…

Рука его поднялась, чтобы осторожно провести большим пальцем по этой истомившейся нежности. Огонь от этого прикосновения пробежал по нему точно так же, как и по ней – это ее вздох сорвался в тот момент у него с губ, а не его собственный. Ее пальцы потянулись к его набухшей плоти, растирая этот тлеющий костер в пожарище, опалившее их обоих. Потерявшись друг в друге, они упали на ее кровать, где продолжили исследовать друг друга, открывая знакомое равенство своих чувств и ощущений, поделенных на двоих.

Ее желания тоже не были для него секретом, направляя туда, где она жаждала прикосновения. Пальцы возились с пуговицами, пока голая кожа не соприкоснулась с голой кожей. С каждым своим движением Даал был вознагражден в ответ, поскольку и сам испытывал это восхитительное острое напряжение. Место большого пальца теперь занял его язык. С каждым его дразнящим прикосновением ее огонь разгорался и в его собственном теле, отражая то, что испытывала она.

Каждый их вдох был словно рев кузнечного горна, разжигающего пламя между ними все жарче и жарче.

Они балансировали на этой огненной грани, пока все вокруг не исчезло и время не потеряло смысл. Даал хотел большего – зная, что Никс тоже этого хочет, поскольку они ничего не могли скрыть друг от друга, – но еще в самом начале этого перелета из Пустошей они решили держать свою страсть в узде и не заходить дальше этого.

Страх укрепил их в этой мысли не меньше здравого смысла.

Оторвавшись от ее груди, Даал вернулся к губам Никс – на это потребовались все его силы. Приподняв голову, он посмотрел на нее сверху вниз. Глаза ее оставались закрытыми, тело дугой выгнулось под ним.

Даал прошептал в пылающий перед ним огонь:

– Никс, нам лучше остановиться…

– Нет… – простонала она, и это единственное слово было густо напитано обуздывающим напевом, в котором явственно читался приказ и промелькнуло нечто темное, угрожающее. – Не останавливайся!

Никс просунула руку ему под ремень и обхватила его набухшую плоть. По‑прежнему в плену разделенного на двоих вожделения, прочно опутанный прядями обуздывающего напева, он содрогнулся от этого ее прикосновения.

Уже не в силах сдерживаться, Даал всем своим весом навалился на нее, на то, что она сжимала в руке, но продолжал падать, все глубже погружаясь в этот темный ненасытный колодец у нее внутри, голод которого лихорадочно разгорался еще пуще. С каждым рывком ее руки, с каждым неудержимым толчком его бедер сила все быстрей вытекала из него.

Он все силился удержать в себе эту силу, перекрыть этот поток.

Но тут с очередным движением ее руки все зашло слишком уж далеко.

Даал вскрикнул, извергнувшись. И это извержение полностью опустошило его, выплеснувшись между ними и прорвав эту плотину у него внутри. Он беспомощной куклой стремительно полетел в глубины ее колодца, увлекаемый потоком собственной энергии и уже не способный хоть как‑то этому помешать. И все‑таки даже тогда чувствовал все то же самое, что и Никс. В этот момент у нее перехватило дыхание точно так же, как у него, как будто это произошло с ней самой. Через ее чувства Даал ощутил, как сила стремительно переполняет ее.

Он пытался сопротивляться, чтобы не потерять себя, зная, что рискует погибнуть, если у него заберут слишком много. И пока боролся с этим, его руки нашли плечи Никс. Даал попытался отстраниться от нее, изо всех сил оттолкнувшись руками.

Когда его энергия хлынула в нее, где‑то в глубине этого темного колодца замерцала звезда, подпитываемая его силой, и он неудержимо валился прямо к ней. Звезда все росла, вскоре превратившись в огненный символ.