Дракон из черного стекла
Вокруг него вдоль всех четырех стен тянулись полки, заполненные загадочными текстами, некоторые из которых были написаны на каких‑то неведомых языках и все еще ожидали, когда их тайны будут раскрыты. Выдвижные ящики втиснутых между ними высоких шкафов были доверху набиты древними костями, неопознанными кристаллами, высушенными образцами со всех концов Урта и выветрившимися изображениями прошлого, отпечатавшимися в камне, а в стенных нишах покоились груды других артефактов, собранных за десятилетия. Некоторые из них были настолько странными, что не поддавались никакому пониманию.
Однако не странней того, что лежал сейчас перед ним на столе.
Врит уставился на хрустальный куб, опутанный медными прожилками, а затем склонил голову набок, рассматривая его нутро, в котором с гипнотической равномерностью пульсировала и колыхалась некая золотистая жидкость. Потом поставил на стол большую линзу на подставке, чтобы повнимательней изучить артефакт, каждую из поверхностей которого уже тщательно зарисовал в своем дневнике.
Рядом с кубом лежала еще одна открытая книга – написанная не его собственной рукой, а одним гением алхимии, погибшим в Студеных Пустошах. Скеррен иль Риш – давний Исповедник и его коллега‑Ифлелен – тщательно изобразил на пергаменте схожий объект, сопроводив свои рисунки объемистыми заметками и какими‑то неразборчивыми каракулями. Раздобыл он этот светящийся артефакт в ходе раскопок того, что осталось от медного яйца, из которого вышла бронзовая женщина‑та’вин, впоследствии украденная.
Скеррен предположил, что куб функционирует как крошечная быстропламенная горелка, хотя обладает практически безграничной мощностью, и на его основе сконструировал следящее устройство, способное на большом расстоянии улавливать эманации, исходящие от украденной бронзовой женщины. Они использовали его, чтобы выследить ее, но в ходе ожесточенной битвы в Пустошах и Скеррен, и этот бесценный артефакт был безвозвратно утерян.
«И вот опять этот загадочный куб…»
Расставаться с ним очень не хотелось, однако Врит знал, кто именно вскоре потребует его. Сумев на какое‑то время обездвижить другого та’вина – существование которого по‑прежнему занимало все мысли Врита, – Крест Элигор погрузился в глубокий сон. Эта атака явно истощила все его силы, что стоило еще одной выгоревшей кровожитницы.
Врит воспользовался этим временем, дабы изучить то, что Феник успел передать ему в руки перед смертью. В темном коридоре Врит успел мельком увидеть и других налетчиков, среди которых был принц Канте. Раз они проникли так глубоко, рискнули спуститься сюда, то должны были хотя бы приблизительно представлять, чем именно обладают Ифлелены.
Врит уже предупредил Вышний Оплот о возвращении принца‑изменника, предоставив решать этот вопрос королю Микейну и его легионерам, после чего уже не уделял ему особого внимания – хоть и был по‑прежнему озадачен происхождением этого нового та’вина.
И все же в данный момент перед ним стояла куда более важная задача.
Переводя взгляд со своего наброска на рисунок Скеррена, Врит подмечал все больше незначительных различий между ними. Медные прожилки каждый раз располагались по‑своему, образуя разный рисунок. Кроме того, углы у куба Врита были немного более округлыми. Но самым поразительным было различие в размерах.
Он снова подобрал со стола измерительную линейку и с помощью линзы перепроверил свои измерения, после чего нахмурился, сравнив свой результат с четкими и аккуратными записями в дневнике Скеррена. Они не совпадали, а, зная въедливость своего погибшего коллеги, Врит не сомневался в точности его измерений. Вывод был очевиден.
«Этот артефакт меньше того, что был получен ранее».
Прежде чем Врит успел обдумать, что из этого может следовать, как громкий стук привлек его внимание к двери.
– Ну что там еще? – резко отозвался он.
– Исповедник Врит, ты срочно нам нужен! Немедленно!
Уловив настойчивость в этом голосе, он со стоном встал, подошел к двери и отпер ее.
Стоящий на пороге Бкаррин нервно переступил с ноги на ногу, словно собираясь сорваться с места. Его взгляд метнулся внутрь схолярия и сразу же вернулся обратно.
– Крест Элигор опять пробудился! И в дикой ярости требует, чтобы ты принес ему этот артефакт. Я боюсь, как бы в своих бешеных метаниях не нанес он серьезный ущерб великому инструменту, который поддерживает в нем жизнь.
Врит глубоко вздохнул, жалея, что у него не осталось больше времени на изучение хрустального куба, однако не посмел отказать бронзовому богу. Повернулся, подхватил со стола артефакт и жестом пригласил Бкаррина пройти вперед.
– Давай поглядим, какие еще чудеса способно сотворить это украденное сокровище.
* * *
Вскоре Врит присоединился к шести Ифлеленам, которых в свое время лично отобрал для наблюдения за восстановлением Креста Элигора. Группа окружила железный алтарь своего нового бога, однако держалась на почтительном расстоянии. Звуки, издаваемые великим инструментом ордена – все это размеренное побулькивание, постукивание и похрипывание, – заметно ускорили темп, а тембр их стал более яростным, отражая нрав создания, возлежащего в самом его сердце.
Рука Элигора – единственная, способная двигаться – поманила Врита. Лазурные глаза остановились на нем – вернее, на предмете, который Врит нес на серебряном подносе. Сияние этого жаждущего, плотоядного взгляда превратилось в два ослепительных солнца.
– Давай сюда схизму! – потребовал Элигор.
Отражая это необузданное желание, весь инструмент нетерпеливо завибрировал. Резервуары, наполненные жизненной силой кровожитниц, вскипели и запузырились.
Бкаррин ничуть не преуменьшил возможную опасность.
И все же Врит колебался, опустив взгляд на поднос перед собой. В этот момент ему удалось выяснить еще одну деталь – название этого артефакта. Итак, на языке та’винов он именовался схизмой…
Врит не сомневался в его назначении. Он собственными глазами видел, как этот куб был выхвачен из живота другого та’вина, который вроде как бросил его в попытке вырваться из хватки Элигора.
Припомнилась оценка подобного артефакта Скерреном – его коллега тогда предположил, что схизма представляет собой практически неисчерпаемый источник энергии.
Врит поднял взгляд на Элигора.
«Этот куб призван питать та’винов жизненными силами – куда эффективней, чем наш жалкий инструмент с его кровожитницами».
Глядя на алтарь, он вспомнил последние обращенные к нему слова Элигора – касательно того, от чего бронзовый бог рассчитывал избавиться при помощи проникшего в подземную цитадель та’вина.
«Он наконец порвет цепи, что опутывают меня!»
Пристальный взгляд Элигора, устремленный на Врита, сузился, превратив его лазурное свечение в два ослепительных белых луча.
