Егерь императрицы. Русский маятник
– Слушайте, майор! – воскликнул, заводясь, Егоров. – Мы с вами уже, кажется, согласовывали потребности в фураже и провианте, и где всё это?! Где обещанные дрова? Нам что, нужно было замерзать в ледяных и неотапливаемых казармах?! Где обещанная вами баня?! Не вы ли ратовали за чистоту, боясь эпидемий? Выход в город закрыт, снаружи выставлены усиленные караулы. Вы правда нам союзники? Или что‑то изменилось за последние три дня, то, о чём я сейчас не знаю? Ответьте!
– Мы союзники, – после долгой паузы, выслушав перевод, проговорил тот.
– Я буду вынужден рапортовать обо всём случившемся на самый верх, – произнёс Алексей. – Мне очень прискорбно видеть к себе и моим егерям такое отношение. Три дня, господин майор, нам нужно всего лишь три дня, и наши суда будут готовы принять полк на борт.
Как видно, коменданту и самому было неудобно, переминаясь, он вздыхал и смотрел в землю.
– Всё, что от меня зависит, я сделаю, господин бригадир, – наконец проговорил он после раздумий. – Но поверьте, я не всесилен и надо мной тоже есть начальство, а у него… э‑э‑э… как бы это правильно сказать, у него своё видение. Только я вам ничего не говорил. Понимаете? Надо мной стоит очень высокое и строгое начальство. – Он кивнул наверх.
– Ваше высокородие, разрешите? – Постучав в дверь, в комнату, занимаемую Егоровым, заглянул поручик Дуров. – Там от пруссаков посыльный прибежал, просит на помывку людей присылать. Александр Павлович с Сергеем Владимировичем уже посмотреть пошли. И ещё с фуражным овсом для коней дюжина повозок заехала, уже разгружают.
– Ого, неужто комендант всё‑таки сдержал слово? – удивился Алексей. – Пошли, Михаил, и мы на всё посмотрим.
К бане этот каземат причислить, конечно, было сложно, самое подходящее название для такого места было – помывочная. В огромном помещении с массивными каменными стенами стояли кадки с холодной водой, тут же топились печи с намертво вмурованными в них огромными медными котлами. Никакой парилки не было, в общей зале и без того было сыро и жарко. Несколько масляных светильников давали тусклый свет, в котором проступали длинные ряды широких лавок с лежавшими на них деревянными тазами‑шайками.
– И то ладно, – смахнув со лба выступивший пот, проговорил Рогозин. – Главное, внутри тепло и воду накипятили. Для Европы и такое уже хорошо, мыться ведь только‑только вот начали. Это вам не матушка‑Россия, господа.
– Заводи людей, Александр Павлович, – оглядев помывочную, решил Алексей. – Истопникам даём по талеру, пускай не скупятся на дрова, сильнее греют.
– Сделаем, – заверил старший интендант. – Натопят, куда они денутся. Я им в помощь людей определил из штрафников, чтобы они новую воду в котлы заливали и дрова таскали. От себя уже дал талер старшему. Ну, коль вы сказали, так и ещё каждому добавлю.
За день помылся весь полк, последними в банный зал заходили интендантские и сменившийся с постов караул.
– Хорошо, хоть и не баня, а всё равно хорошо, – проговорил сидевший на верхних нарах Лошкарёв. – Когда наш батальон пошёл, уже жарче стало, чем скобелевским, они‑то и не пропотели даже толком, а вот уже к нам – да, тогда шибко нагрелось. У самых котлов, ну прямо как в парилке. Не позавидуешь нашим штрафным и истопникам, намаялись.
– То‑то же на тебя Авдей Никитич кричал, самым последним ты из наших оттуда выбегал, – заметил укладывавший в заплечник грязную исподнюю рубаху Калюкин. – Мы со второй ротой уже все одетые, третья и четвёртая у входа топчется, а он вишь какой крендель, у котлов всё греется.
– А не завидуй, Елизарка, я тебя с собой тоже звал, – отмахнулся Лошкарёв. – Ну чего ты её всё разглаживаешь? Суй в мешок да завязывай, укладываться будем.
– Да, жалко простирнуть времени не было, – ответил Калюкин. – Не знай ещё, сколько времени куковать в казарме придётся, а потом ведь и в корабельных трюмах сидеть. Вот где страшно‑то! Кругом море ледяное, волны бушуют, ветер свистит, корабль норовит утопить, а ты забился в самое его нутро и на одного Николу‑угодника[1] уповаешь.
Долго сидеть в казармах не пришлось, на следующий после банного день флотские закончили ремонт, и началась погрузка на стоявшие у причала суда. Дело было непростое, труднее всего пришлось с походными кухнями. Их обвязывали канатами и потом переносили с помощью портовых кранов и лебёдок на палубы. Дальше шло перемещение через грузовые люки под палубы в трюмы и увязка.
– Сергей Васильевич, точно не сможешь коней перевезти? – в очередной раз поинтересовался у Кледова командир полка. – Эскадроны по самому морозному месяцу в Россию придётся посылать.
– Никак не получится, Алексей Петрович. Тут ведь для перевозки коней особые суда нужны. Видел бы ты, как их оборудуют там внутри, в самих трюмах. Если за мои браться, то это считай, что всё перестраивать в них нужно, и уж точно не здесь, не в Кёнигсберге. Лучше всего у англичан и у турок с этим дело обстоит. Они свою кавалерию давно приспособились по морю перевозить, а у нас так, лишь самыми малыми партиями. В любом случае сейчас здесь такое невозможно, четыре сотни коней ведь, говоришь, у вас, если с обозными и вьючными, тут бы людей на судах удачно разместить.
– Понял, да мы уж и сами подумали так же, не надеялись, – признался Егоров, – уже и прикидывали, со штабом как быть. Капитан Воронцов! – подозвал он к себе командира первого эскадрона. – Придётся вам, Андрей Владимирович, в Санкт‑Петербург самим, конным порядком идти. Местный комендант слово своё сдержал, помог с закупом фуража. Принимай под своё командование оба наших эскадрона и забирай с собой всех вьючных и обозных коней. Торочите на них весь фураж и часть провианта. Завтра рано поутру мы отчаливаем, и вы тоже уходите. Пропуск для вас я уже вытребовал, прусский комендант только рад будет от нас всех избавиться, слишком много ему волнений, так что препятствий по выходу не чинил.
– Не беспокойтесь за нас, Алексей Петрович, – с улыбкой сказал Воронцов. – Мы только рады будем посуху идти. Лошадей жалко, не выдерживают многие из них перевозку по морю, а уж тем более сейчас, в такую болтанку. Боялся, погубим их. А лошадей каких хороших нам по повелению государыни дали. Загляденье! Красивые, статные, не изъезженные, как в армейских полках. С такими хоть в поход, а хоть и на парад не стыдно выходить. Спешить ведь не нужно, ваше высокородие? Нежелательно бы их в такую пору гнать.
– Будете выбирать скорость марша так, как вам самим удобно, Андрей Владимирович, – успокоил его командир полка. – Тут вы более в этом деле опытны, так что полагаюсь всецело на вас. Сначала идёте на Вильно, где стоит с армией генерал‑аншеф Репнин, там отдыхаете и пополняете провиант, затем следуете прямым трактом на Псков и уже из него двигаетесь к столице.
– Так точно, ваше высокородие, дорога известная. Прикидывали уже с главным квартирмейстером, около тысячи вёрст где‑то получается. Ничего, Бог даст, в феврале уже в Санкт‑Петербурге будем.
По длинным мосткам, идущим от пирса к кораблям, бежали казавшиеся серыми в рассветном сумраке людские фигурки. Слышался топот множества ног и крики командиров.
– Заканчивают, последние побежали. – Стоявший около Алексея Гусев кивнул в сторону берега. – На трёх за нами уже и мостки скинули. К отходу готовятся.
[1] Николай Чудотворец, христианский святой, также известный как покровитель мореплавателей: раньше к нему часто обращались моряки, которым угрожает потопление или кораблекрушение.
