Егерь императрицы. Русский маятник
Время шло, снег всё так же падал крупными хлопьями, покрывая землю и лес белым. Пора бы и ребяткам обратно возвращаться. Сто шагов до оврага, сто обратно, путь недолог, да, видать, постоять, послушать там лес решили. Ваня отряхнул полотняную вощёную подмотку на ружейном полунагалище[1] и снова замер, вслушиваясь в ночь.
– Кажись, ветка хрустнула. Идут, что ли, лоботрясы наконец‑то? – пробормотал он. – Братцы, вы?! – крикнул он, пытаясь разглядеть хоть что‑то.
– Czekaj, tam są Rosjanie![2] – донёсся встревоженный возглас. Вслед за ним сверкнул язычок пламени, и тут же громыхнул выстрел. Тяжёлая пуля срубила в паре шагов от егеря сосновую ветку, и он, присев, вскинул фузею.
– Ёшкин кот, это ж поляки!
Вощёная тряпица и полунагалище полетели, сдёрнутые с ружейного замка, в снег. Курок щёлкнул, встав на боевой взвод. «Бам!» В темноте, шагах в десяти от егеря, сверкнуло пламя ещё одного выстрела, и именно туда, в это самое место и выстрелил следом Южаков.
– Подадци! Отложь бронь! – выкрикнул он что было сил заученную ещё месяц назад фразу. – Подадци! Сдавайся, не то стреляю!
Перебежав чуть в сторону, Иван выхватил из боковой кобуры пистоль и разрядил его туда, откуда летели заполошные крики.
– Стой! Бросай оружие! – донеслось в темноте на русском, и следом громыхнул ещё один выстрел.
– Ух ты ж, ё‑моё! – выругался егерь. – Как бы под пулю своих не попасть! Братцы! Братцы, не стреляй! Я тут, я Южаков! Тишка, Елизарка, это вы там пуляли?!
– Мы, Ванька! Сам смотри только не стрельни! – раздался знакомый голос Лыкова. – Ляхов спугнули, в овраг они сбегли!
– Сейчас я, братцы, перезаряжусь только – и сразу к вам подскачу! – Южаков протолкнул шомполом пулю в ствол фузеи, отщёлкнул курок на боевой взвод и потрусил с оружием на изготовку на шум голосов. Заставило его остановиться какое‑то всхлипывание и причитание. Впереди на снегу явно что‑то темнело. Наведя на видневшуюся размытую тень ствол ружья, Южаков начал к ней приближаться.
– Януш, Януш, встэвыч, встэвыч! – завывал какой‑то голос.
Оглядываясь, Иван с осторожностью подошёл. Лицом вверх на снегу лежал молодой мужчина, одна его рука сжимала ружьё, вторую тянул на себя невысокий паренёк, голос которого он как раз и слышал.
– Стой! А ну не дёргайся! – раздался резкий возглас, и из темноты вынырнули с ружьями в руках Лыков с Калюкиным.
– Тихо, братцы! Не пальните! – крикнул им Южаков. – Мальчонка только тут, и подстреленный, похоже, что покойник.
– Мальчонка‑то – это ладно, а вот фузейку я всё же уберу, – пробормотал Лыков и, подбежав к лежавшему, отцепил руку от ружья. – О‑о‑о, только‑только из него стреляли, – пробормотал он, обнюхивая ствол. – А это чего? – И ковырнул ногой снег. Из небольшого сугроба показалось насаженное на палку длинное стальное лезвие.
– Похоже, копьецо мятежных, – проговорил озабоченно Калюкин. – Не зря же их косиньерами зовут. Косу на длинную палку насадят, вот вам и оружие.
– Эй, малец, ты чей?! А этот, кто он тебе? – Южаков навис над замершим в страхе мальчишкой. – Ну и чего молчишь? Как звать? Звать, я говорю, как?! Имя? Имя? Понимаешь?
– Войцех, – глухо произнёс тот и метнулся в сторону.
Нога Ивана подсекла его ногу, и он упал в сугроб прямо около Калюкина.
– Не озоруй! – прикрикнул тот грозно. – Русский солдат с мальцами и бабами не воюет. Начальство разберётся, кто таков, и отпустит. А вот это мы заберём, чтобы беды не наделал. – И сдёрнул прицепленные к пояску на кафтане кожаные ножны с торчавшей из них кинжальной рукоятью.
– Южак, Лыков! – до егерей издали долетел крик.
– О‑о, а вот и наши бегут, – проговорил Тихон, обернувшись. – Видать, выстрелы услыхали. А я уж думал, что за снегом приглушит их полностью, ан нет, чуткие. Тут мы, тут, братцы! – поднеся ко рту ладони, крикнул он. – Орёл! Отзыв давай!
– Курск! – донеслось со стороны оврага, и вскоре на уже хорошо притоптанную полянку выскочило с дюжину егерей.
– Готовый. – Фурьер первым делом осмотрел лежавшего, потрогал его шею и приподнял веко. – Гляди‑ка, прямо в сердце пуля угодила. Кто стрелял‑то из вас?
– Дык и я с фузеи, и пистоля, и ребятки, – пожав плечами, пояснил Южаков. – Ну, я, конечно, первым стрельнул, на меня ведь эти вышли.
– Лука Назарович, там ещё следы от пяти человек к оврагу идут. – Лыков махнул рукой, показывая направление. – Один, видать с перепугу, копьё своё выронил. – Он указал на брошенную косу. – И вот ещё ружьишко от покойника. Как раз из него он в нас и стрелял.
– Нестор! – Унтер поманил к себе одного из стоявших рядом егерей. – Бери свою пятёрку, да пробегитесь по следам. Вдруг повезёт – и нагоните кого? Только ты уж это, без особого упорства, чтобы недалеко. Версты две пробежали, огляделись, и довольно. Коли нет никого, значит, обратно сюда возвращайтесь.
– Понял я, Лука Назарович. – Лошкарёв кивнул. – Всё, как вы и сказали, сделаем. Побежали, ребятки! – И звено егерей нырнуло в темноту.
– Да отпусти ты мальца, Елизарка, он и дышать уже боится, белый вон весь как снег, – сказал фурьер. – Видать, близкий человек ему покойник. Вон ведь как, не убежал вместе со всеми, не бросил.
– Янушем он его кликал, поднять всё хотел, – проговорил со вздохом Южаков. – Ну кто же знал, что вот прямо в сердце пуля? Темно ведь совсем было, ни зги не видать, одни только огненные всполохи от выстрелов, – словно бы оправдывался он перед товарищами. – Так ведь и он стрелял. Около меня прямо ветку пулей сбил.
– Ладно, чего там, караульная служба – она такая, – нахмурившись, заявил унтер‑офицер. – Всё как положено. Вооружёнными на ваш пост ляхи вышли. Амнистия, прощение им от Суворова, была дадена. Шли бы они как положено днём, открыто и без оружия, никакого зла бы им не было. А тут вона как, сами виноваты. Наум, Кузьма! – Он поманил самых молодых егерей. – Бегом к их благородию! Доложитесь господину поручику, что у овражного поста Южакова малую партию мятежных перехватили, одного застрелили и в полон ещё одного взяли. Пусть он конных сюда пришлёт, чтобы их забрали.
– Слушаюсь, Лука Назарович! – выкрикнул тот егерь, что был повыше, и пара, перехватив удобнее фузеи, сорвалась с места.
[1] Кожаный чехол, прикрывающий ударный замок.
[2] Стой, там русские! (польск.)
