Егерь императрицы. Русский маятник
– Палатка уж больно огромная, может, сюда ещё одну походную печь поставить, как сам думаешь, Илья Павлович? – проговорил озабоченно командир полка. – Понятно, что тут у Варшавы послабей, чем у нас в России, морозы, но всё равно ведь три студёных месяца впереди.
– Да и так уже, господин бригадир, две походных печи с обоих концов топятся, – заметил полковой врач. – От них воздух внутри уж больно сильно сушится. Александр Павлович пообещал в первую очередь ещё одним слоем парусину в лазарете положить, так что, думаю, печей довольно. Сильный жар для раненых тоже ведь не очень хорошо, лучше уж такая, как сейчас, лёгкая прохлада.
– Ну, смотрите, Илья Павлович. К вашему госпиталю всегда у нас главное внимание. Если из трёх десятков, что сейчас тут лежат, все в строй встанут, честь вам и почёт. Не жалеете, что столичную кафедру покинули и в родной полк вернулись?
– Не жалею, – ответил тот и улыбнулся. – Здесь такая практика, какой в академии быть не может. А по приходу в столицу лекции можно и так читать, отлучаясь от службы. Вы ведь позволите?
– Само собой, Илья Павлович, само собой, – с улыбкой заверил Егоров. – Я ведь вам обещал. Задумаете расширить штаты лекарей, пожалуйста, как только вернёмся в Санкт‑Петербург, представьте бумаги, попробуем всё через нужных людей решить. Как ваши студенты, справляются? – Он кивнул на обихаживавших раненых молодых лекарей.
– Стараются. Двоим уже несложные операции делать доверил. Полагаю, что толк будет. Глядишь, и себе удастся после университетского выпуска кого‑нибудь оставить.
– Ваше высокородие, разрешите! – Молоденький подпоручик в драгунском мундире помахал командиру гвардейских егерей рукой из входного проёма. – От главнокомандующего к вам, а вот же не пускает. – Он указал на преградившего ему путь часового.
– Таков уж тут порядок, молодой человек, – ухмыльнувшись, произнёс бригадир. – И из полка‑то не каждый штаб‑офицер даже сюда зайдёт. Что ж ты хочешь – лазарет. Иду. Ладно, Илья Павлович, по льняному полотну и кудели[1] распоряжение в интендантство я дам, это мы точно закупим. Спирт и настой мирры для обработки ран и рук тоже, конечно же, поищем, но с этим, сам понимаешь, будет сложнее. Однако ты прав, восполнять убыль, разумеется, всё равно нужно. Хоть походную винокурню вам за собой вози для возмещения убыли спирта.
– А что, это было интересно, – заявил, провожая командира, полковой врач. – А ещё бы проварочный бак на колёсах, наподобие наших полевых кухонь, чтобы в нём грязную бинтовую перевязь кипятить. А ведь и для колёсной прачки тоже можно было бы что‑нибудь подобное измыслить.
Да хоть то же исподнее, скажем, солдатам время от времени проваривать. Тогда бы ни о каких вшах разговора бы сейчас не было. Ладно летом, там по теплу все стираются, а уж сейчас, зимой, с этим делом совсем беда. Четвёртую роту Горского позавчера проверяли, так у бо́льшей части уже они есть. В бани бы всех в Варшаву отправить, помыть и всю одёжу постирать, так ведь не разрешают в город солдат вести.
– Да‑а, баня нужна, – согласился с ним Алексей. – Если по городскому расквартированию ничего так и не решится, значит, будем походную прямо тут устраивать. Выделим пяток больших палаток и того же парусинового полотна, соорудим что‑то наподобие моечной и парной. Кострами камни внутри раскалим, а уж воду в котлах нагреем. В любом случае что‑нибудь да придумаем, обещаю. Слушаю вас, господин поручик. – Он козырнул, выйдя и задёрнув полог лазарета.
– Ваше высокородие, велено вам прибыть к генерал‑фельдмаршалу, – доложился офицер. – Александр Васильевич сказал, чтобы не мешкали и квартирмейстера с полковым интендантом с собой тоже взяли.
– А что случилось, сам‑то не знаешь? – поинтересовался Егоров. – Кого‑нибудь ещё, может, из полковых командиров к себе вызывал? Что там у командующего?
– Александр Васильевич ещё затемно весь в делах, – стал рассказывать драгун. – Как обычно, в ночи с бумагами работал. Пару раз чай изволил испить. На рассвете Прошка Дубасов ему пару вёдер ледяной воды от ручья принёс, вот он и окупывался ей, обливался. Потом молитвы пел, а уж там и главный квартирмейстер Давыдов Владимир Семёнович с утренним докладом к нему зашёл. А, да, парнишку ещё из мятежных, которого ночью караул взял, приводили.
– О‑о, да‑а, мои его взяли! – воскликнул Алексей. – И что с ним?!
– Да ничего, – пожав плечами, ответил подпоручик. – После разговора повелел он казакам в Варшаву его отвезти и рубль серебряный с собой дал. Потом фельдъегерь с конвоем по Рижскому тракту прискакал, ну а там он уж вас повелел позвать. Поеду я, господин бригадир, вдруг ещё какое дело для меня есть, – проговорил драгун. – Вроде Углицкий полк сегодня хотели инспектировать, а может, и ещё кого вызывать придётся.
– Скачи, благодарю, подпоручик. Сейчас и мы вслед за тобой поедем. Никита! – командир полка подозвал к себе старшего вестового. – Бери Федота, бегите к подполковнику Гусеву и премьер‑майору Рогозину. Передайте им, чтобы сюда поспешали, дождусь их и потом вместе в армейский штаб пойдём.
– Слушаюсь, вашвысокородие. – Вестовой вскинул руку к козырьку каски. – Разрешите исполнять?!
– Давай. Беги, родной, Александр Васильевич ждать не любит, сам знаешь.
Сильный, громкий голос Суворова был слышен издали.
– Их высокопревосходительство музицирует, – пояснил дежурный майор. – Уже где‑то с полчаса. Перед этим из Херсонского гренадерского и Апшеронского мушкетёрского полковых священников к себе призывал и молитвы читал с ними, а потом чаю испил и вот теперь по нотной книге оперу Бортнянского распевает. Сначала словно бы церковные псалмы читал на русском, а уж потом и вовсе на иноземном языке, и с эдаким напевом. Немецкий и французский‑то я немного знаю, но это уж точно он на другом поёт.
– Скоро закончит, – буркнул выскочивший из шатра Прошка. – Маненько ещё осталось. Здравия желаем, Алексей Петрович! – Он кивнул, завидев Егорова. – Небось, про вас вот только недавно Васильевич говорил. Жалился, что без гвардейских егерей скучно ему тут будет. Что здесь, в зависленских лесах, самое оно им быть, а не на плацу столичном топтаться. Потом и гонца за вами послал.
Отойдя на десяток шагов в сторону и выбрав нетоптаное место, Дубасов кинул с плеча на снег половики и начал охлопывать их палкой.
– Ох как интересно, – хмыкнул, переглянувшись с полковым интендантом, Гусев. – Что‑то тут новенькое. Фельдъегерь с Рижского тракта, столичный плац. Неужто обратно нас отзывают? А ты уже, Александр Павлович, хозяйством здесь успел обрасти.
– Обрастёшь тут, когда в голом поле уже больше месяца стоишь, – проворчал Рогозин. – Хочешь не хочешь, а быт‑то устраивать полку нужно. Это вам не бумажки в своём квартирмейстерстве с места на место перекладывать.
– Но‑но, вот только квартирмейстерство я попрошу не трогать! – воскликнул возмущённо Гусев.
Голос в шатре стих, и внутрь заскочил дежурный майор.
[1] Очищенное от грубых частей волокно льна, конопли и шерсти.
