Егерь императрицы. Русский маятник

– Ну куды ты, Литвин, так тянешь?! – ругнулся, схватив конец плотного вощёного полотна, Комов. – Чуть было кол сдуру не свалил! Обожди маненько, командир посильнее его забьёт. Пристукни, Савелий Иванович, а то слабо он держится.

– Братцы, да вы садитесь! – воскликнул расставлявший котелки Гурьев. – Остынет же каша! Ещё немного – и холодное варево будете черпать. Потом уж все вместе, сообща поправим.

– И то правда, садимся, братцы, – согласился с ним Соловьёв. – Вон Шилкина Акима артель уже давно ложками мечет. Садись, Данила, кому я говорю?! – прикрикнул он на раздувавшего костерок молодого егеря.

– Сейчас я, Савелий Иванович. Вот разгорится, и сразу к вам сяду. Жалко же будет, ежели погаснет.

Наконец все угомонились и расселись в кружок, слышался стук ложек о жестяной бок котелка, сопение и чавканье.

– Эх, хороша каша, жирная, густая, жаль – маловато, – доскрёбывая дно посудины, проговорил Гурьев. – Когда большим артельным котлом её варишь, тогда уж наедаешься от пуза, хватает, а тут ещё и кипятком с сухарями докидываться приходится.

– И сколько бы ты её варил на таком вот котле? – поинтересовался Соловьёв. – Во‑от, а тут тебе уже всё готовое, наваристое, словно барину с величанием подают. «Откушивайте, Евсей Ильич, будьте любезны! А потом ещё кипяточка испейте с сухариками и спите себе, сил набирайтесь перед дальней дорогой».

– Да это понятно, так‑то оно, конечно, удобственней, – согласился тот. – Только если бы такая вот кухня на колёсах да на каждую нашу роту была бы своя…

– Ну ты и сказал тоже, Евсей, на каждую роту! – ухмыльнулся Комов. – Это сколько же их тогда на полк надобно будет? Считай сам: восемь стрелковых рот в двух батальонах плюс наша дозорная и ещё учебная капитана Топоркова. – Он загнул последний палец на правой руке. – А ещё и конные эскадроны возьми. – Он начал по новой загибать пальцы на левой. – А у них в эскадроне людей‑то побольше, чем в роте, будет. Артиллеристов с пионерами и отборных стрелков ещё не забудь. А прибавь сюда же комендантских, интендантских да всяких там штабных и лекарей. Ещё и стрелковая школа эта с нами в поход идёт. Тут уж точно более полутора десятков таких вот полевых кухонь на весь полк понадобится. А они ведь ломучие, оси на них так и норовят треснуть. Не смазал вовремя дёгтем и салом сту́пицу, всё, колесо и отвалилось. Хотя вроде и железное! – Он развёл руки. – Потому как тяжёлый котёл сверху давит. А и с котлом тем та ещё, я вам скажу, морока, вечно он прохудиться норовит. Чуть лопина в нём пошла – и всё, махом паром её раздует, и котёл разорвёт.

– Проще тогда не заморачиваться, а как во всех полках артельными котлами обходиться, – сделал вывод Гурьев. – Другие же ничего и как‑то по старинке обходятся. Мы вон тоже, когда в дозорах, на одних сухарях только неделями сидим.

– Проще‑то, может, оно и проще, да тут сама скорость марша у полка шибко падает. – Капрал потянулся, встав со своего места. – Пока ты это в нём, в артельном котле, крупу сваришь или толкан разведёшь. Толкана, сам знаешь, много не бывает, опять же зерно придётся, значит, брать. Ну а на одних сухарях тоже далеко не убежишь, тем более зимой. Ладно день‑два, ну пусть даже три заледеневшие грызть будешь. А если как сейчас нам, вот так, две недели к пруссакам топать? Обессилят ведь все, животами маяться будут. Да ты и не равняй нашу дозорную роту и ту же стрелковую. Мы‑то, небось, покрепче всех будем.

– Соловьёв, от тебя в секрет двое сегодня, – проходя мимо, распорядился Лужин. – Подойдёшь к младшему Милорадовичу, он сегодня старший дежурный офицер по лагерю, скажет, куда выставляться.

– Слушаюсь, Фёдор Евграфович, понял – двоих в секрет! – воскликнул капрал. – Ну что, братцы, жребий кидаем или желающие есть? – Он оглядел отделение. – Всё одно от охранной службы никуда не деться, все по очереди через неё в этом марше пройдём.

 

– Радован, полуэскадрон Травкина прямо перед отправкой кухонь по тракту посылай, – наставлял дежурного офицера бригадир. – Он как раз дорогу перед ними проверит. Потом с кухнями уже Луковкин со своими конными егерями в охранении поедет. Следующую ночёвку мы делаем в Плоньске. Травкин о квартировании там похлопочет, так что людей под крышей сумеем разместить.

– Дальше у нас три дневных перехода с ночёвкой в полевом лагере и опять отдых в городке Нидзица, – разглядывая лежавшую на пологе карту, доложил Гусев. – Нужно будет решить, Алексей Петрович, устраивать там днёвку или уж лучше в Ольштыне. До него ещё два перехода от Нидзицы, а до самого Кёнигсберга менее половины пути остаётся.

– Посмотрим по людям, Сергей Владимирович, – пододвинув к себе карту, проговорил Егоров. – Как им дорога будет даваться. Думаю, пока снега большого нет и путь хороший, лучше бы подальше пройти по польским землям. Дальше Бартенштайна уже начинается Пруссия, не знаю, как там нас союзники встретят. Полагаю, что лучше в Мазурии убыль провианта и фуража восполнить, что‑то не надеюсь я на хлебосольство немцев.

– Так и сделаем, – согласился подполковник. – Поляки наши новые бумажные ассигнации не очень‑то жалуют, а вот серебряные рубли принимают охотно да и по ценам фуража и провианта, как интендантские докладывают, весьма сговорчивы.

– Ваше высокородие, я чай подаю? – вынырнув из темноты, спросил Никита. – А то вскипел, прямо в котле мы его заварили.

– Подавай. Как же без него? Хоть по‑походному с сухарями, а испить горячего нужно.

В Нидзице полк останавливался только лишь на ночёвку. Город был старинный, основанный ещё тевтонцами, когда те завоёвывали местные племена пруссов. Любоваться достопримечательностями в накрывшей землю темноте было невозможно, Алексей разглядел только лишь мощный готический замок, возвышающийся над всей этой местностью на холме, ну и старинные средневековые здания в самом центре города. Местный бургомистр о подходе полка был уже конными егерями поручика Травкина предупреждён, и никаких трудностей с размещением людей не возникло.

– Тридцать пудов овса и полсотни дроблёной пшеницы нам продали, Алексей Петрович, – доложился Рогозин. – Ну и так всякого: овощей, печёного хлеба, пресных лепёшек и мяса. У одного купца запас топлёного и солёного сала был, так и по нему ещё смогли сторговаться. Война этот город стороной обошла, это уж у Варшавы и в восточных областях Польши со всем этим туго, а тут ничего, есть что у местных прикупить.

– Хорошо, Александр Павлович, молодец, – похвалил своего интенданта Егоров. – Дальше в одном переходе от нас польский Ольштынек, а уж за ним город Алленштайн, который ещё по прошлому разделу к Пруссии отошёл. С запасом к союзникам, значит, зайдём.

Как таковой границы между государствами тут не было, только что полк шёл по землям польского Мазурского воеводства, а уже за Ольштынеком, по‑немецки Хохенштейном, при проходе местный староста доложился, что он является подданным короля Пруссии Фридриха Вильгельма II.

– Говорит, что пруссак, а сам по‑польски только лопочет, – усмехнулся Живан.

– Эти земли уже шестое столетие из рук в руки переходят, – пояснил шедшим рядом офицерам Алексей. – Сначала ляхи с прусскими племенами за них бились, потом пришли крестоносцы, балтов покорили и онемечили. А теперь вот пруссаки с ляхами друг у друга их отбивают. Сейчас, после прошлых разделов, земля за немцем, но поверьте, на этом история здешних войн, господа, не закончилась.