Егерь императрицы. Виват Россия!
– Господин поручик, а вы разве не извещены о проходе нашего полка? – поинтересовался у подходившего от караульной избы офицера Алексей.
– Ваше превосходительство, поручик Авдеев! – представился тот, вскинув ладонь к шляпе. – О подходе лейб‑гвардии егерского полка предупреждены, соответствующая запись в караульном журнале имеется, но согласно Уставу гарнизонной службы ждём команду вышестоящего начальника. Вестовой мной в ордонансгауз[1] послан, ждём решения.
– Смотри как строго, – заметил Егоров. – Ну ладно, тогда будем ждать, порядок есть порядок.
– Ваше превосходительство, – понизив голос, проговорил офицер. – Если вы пожелаете, так можете ехать, вам мы никаких препятствий чинить не будем, а уж потом, как всё образуется, на Семёновскую площадь следом и полк ваш подойдёт.
– Нет уж. С егерями подожду, потом вместе и пойдём. По‑олк, слушай мою команду! – крикнул он, обернувшись. – Вправо, на обочину принять. Вещевые мешки с плеч снять, стоять вольно по подразделениям!
Послышались окрики командиров, и роты сошли с дороги, освободив проезд. Мимо начали проезжать телеги и повозки. Каждый въезжавший в город или выезжавший из него был обязан пройти контроль. У представителей «подлого сословия» требовали «пропускное письмо» (крестьянину разрешалось наниматься на работу «для прокормления» в своём уезде). Но для этого помещик (а если его не было, то приказчик или приходской священник) должен был выдать ему «письменный отпуск». Для отхода в более отдалённые места необходимо было получить «пропускное письмо» в уездной канцелярии. В «пропускных письмах» описывалась внешность владельца: «рост, лицо, непременные приметы», чтобы «кто другой, воровски получая оное, не мог им воспользоваться». Выдавались «письма» не более чем на три года. После губернской реформы 1775 года дворянин должен был предъявить паспорт, пройти регистрацию на заставе и пояснить причину въезда‑выезда. В течение суток он обязан был представиться лично столичному коменданту.
Застава занималась своим делом, а от растянутой полковой колонны слышался гул тысячи голосов. Егеря переговаривались, шутили, кто‑то подтягивал ослабший ремень на мешке, кто‑то сбивал пыль с сапог и отряхивал мундир, кто‑то просто грыз сухарь, думая о своём. Наконец с северной стороны через мост проскакал всадник, спешившись, он подбежал к поручику и подал ему свёрнутый лист бумаги.
– Ваше превосходительство! – подойдя к Егорову, воскликнул командир дорожной заставы. – Приказ от коменданта для командира лейб‑гвардии полка егерей – следовать к Семёновской площади и ждать в парадном строю государя императора!
– Благодарю, поручик. Эко же быстро всё решилось, я уж думал, до обеда как минимум придётся ждать, а тут даже заскучать не успели.
– Это да‑а, – протянул тот. – Порядок. Ныне все как ошпаренные носятся. – И, обернувшись на своих солдат, понизил голос: – Чуть что не так – на гауптвахту или вовсе из армии долой.
– По‑олк, становись! – скомандовал Егоров. – Оправились, разобрались в строю. За мной шаго‑ом марш!
Рота за ротой, топая сапогами, шли егеря по городу. На плечах фузеи и штуцера, обветренные лица, штопаные мундиры и этот размеренный шаг. Два года назад они выходили из столицы в дальний поход и вот теперь возвращаются обратно. Позади тысячи и тысячи вёрст пути, жара, холод и вьюги, переправы через бурные реки и война в горах. И вот они наконец дома, они дошли.
– Твёрже шаг! – воскликнул, обернувшись, Егоров. – На Семёновскую выходим!
Огромная площадь была пуста, только у казарм Московского и Семёновского полков стояли караулы. Странно, всегда кто‑нибудь на ней да занимался строевыми экзерцициями, плутонгом, поротно или даже целым батальоном. А сейчас на ней было пусто.
– Становись! Разобрались в шеренгах! – скомандовал, пройдясь перед подразделениями, Алексей. – Ровненько, в линию стоим! Приветствуем государя дружно и радостно!
Ждать долго не пришлось, сначала со стороны Семёновского моста с грохотом выехали на площадь два эскадрона лейб‑гвардии Конного полка. Развернувшись фронтом к егерям, они замерли, блестя на солнце медными элементами кирас.
– Что‑то они слишком яро держатся, – проворчал, поглаживая ствол фузеи, Лошкарёв. – Как будто стоптать нас хотят.
– Не выдумывай, Нестор, и не болтай, – оборвал его Кожухов. – Мало в штрафных ходил? Личный конвой амператора, вот и кичатся, показывают, что не чета нам, стрелкам, а что ближние государевы охранители.
Вот с северной стороны раздался ещё цокот копыт, и сопровождаемые третьим эскадроном конных гвардейцев на площадь выкатились три лёгкие кареты.
– Гляди‑ка, у тебя, небось, не хуже. – Стоявший сбоку Живан, ухмыльнувшись, толкнул Алексея. – Ещё бы только коней статных подобрать…
– Тихо! – прошипел Егоров. – Выходят.
Резко распахнулась дверца на передней карете, из неё выскочил офицер с длинной косой и навитыми сбоку буклями и, подбежав к той, что ехала в середине, распахнул дверцу. Из неё на плотно утрамбованную землю площади выскочил он, Божьей милостью государь император Павел Первый.
– Полк, смирно! – громогласно скомандовал Алексей. – Равнение на середину! – И пошёл строевым к невысокому, худощавому человеку с лицом бледно‑жёлтого цвета под широкой треуголкой. – Ваше императорское величество, лейб‑гвардии егерский полк прибыл к месту постоянного квартирования из военного похода! Докладывает командир полка генерал‑майор Егоров!
– «Военного похода», – сделав паузу, выделил из доклада только что произнесённую фразу император. – Слишком громко сказано про совершенно никчёмное и даже вредное предприятие!
Он сделал два шага и, остановившись прямо напротив Алексея, пристально вгляделся в его лицо.
– Вы считаете, генерал, что гвардии пристало лазать по каким‑то дальним вершинам и гоняться за шайками горцев?
– Гвардии пристало выполнять приказы государя, ваше императорское величество, – твёрдо произнёс Алексей, не отводя глаз от Павла. – Гвардия – это элита армии, готовая разделить с ней все тягости и лишения войны. В последнем же боевом походе их было предостаточно.
– За словом в карман не лезешь, – сощурив глаза, хмыкнул император. – Но не умён, мог бы и промолчать, и не повторять про поход. Что ж, пошли, покажешь своих егерей.
Павел порывисто, не ожидая свиту, резко направился в сторону замершего строя, Алексей, держась на шаг позади, еле за ним поспевал. Молча, ничего не говоря, император прошёл мимо роты Максимова, Тарасова и остановился напротив старшего унтер‑офицера первого батальона третьей роты Прошина.
– Кто таков?! Почему на боку сабля вместо тесака?!
Ермолай выпучил глаза и застыл не в силах ответить гневающемуся государю.
[1] От французского ordonnance «приказ, указание», то есть военная комендатура. Учреждена в Санкт‑Петербурге приказом Павла Первого 07.11.1796. Первый комендант – гатчинский обер‑комендант императора А. А. Аракчеев.
