Эффект искаженных желаний

Больше она с отцом не разговаривала. Никогда. Да и он не горел желанием. Он по‑прежнему жил в соседнем доме, в новой семье, с годовалым на тот момент сыном – видимо, связь с этой женщиной была давняя, – а при случайной встрече с Катей всегда отводил глаза. Не пришел отец даже на похороны мамы, хотя, справедливости ради, он мог и не знать о ее горе. Катя не стала специально его оповещать, не было ни желания, ни сил.

Но удар от нерадивого родителя Катя тогда смогла пережить, ведь рядом была мама, она сказала: мы справимся – и они справились. В старших классах, в общем‑то, ничего не поменялось: самая красивая, самая умная, самая талантливая. Как там в кино? Спортсменка, комсомолка и просто красавица.

Когда Катя получала аттестат с отличием и золотой медалью в статусе королевы выпускного бала, казалось, что впереди ее ждут только счастье и успех, с такими‑то данными. Но не все в этой жизни зависит от Бога, многое от дьявола. Пойдя в поход после выпускного, они, видимо, его разбудили, где‑то там, в тайге, на реке Гилюй, рассказывая свои желания черноголовой сойке. Именно тогда, после рокового похода началось ее падение вниз, на самое дно – вот оно и привело ее на эту крышу.

Если бы знала мама…

Мысли о маме вновь вызвали приступ истерики, Екатерина не удержалась и закричала в голос на весь спальный микрорайон:

– А‑А‑А‑А‑А‑А‑А‑А!!!

Ее крик почему‑то потонул в тишине спящего города и даже не пронесся эхом над домами, а пропал, прямо как она сейчас, когда сделает шаг в вечность.

– Прости, мама, что не пришла к тебе попрощаться, – сказала вслух Катя, и ей очень захотелось, чтоб мама ее услышала. – Прости меня, что мы не встретимся там. Ты ведь в раю, точно в раю, а я сразу в ад! – вновь закричала она, словно пытаясь достучаться до небес и ожидая от них ответа.

Но те равнодушно молчали, показывая тем самым, что им плевать на нее, маленькую песчинку, одну из миллиона таких же заблудших душ. Катя много видела подобных ей за последние пять лет. Одни были уже мертвы, хоть и передвигались еще по земле: они ели, пили, спали, но душа уже давно была пуста. Другие же, как и Катя, надеялись на Бога. Повторяя про себя: помоги, услышь меня, это я, мне плохо. Большинство так и не были услышаны. Бог забыл про них, вычеркнул из списков навсегда, как и Екатерину Соколову. За грехи, все за грехи.

Перестав ждать ответа с небес, Катя уже занесла ногу для решающего шага, как вдруг зазвонил телефон. Такой земной и обыкновенный, и потому нелепый во всей ее истории, когда она напоследок попыталась поговорить с небом и с самой собой.

От неожиданности, а может, потому, что Катя и правда хотела оттянуть этот страшный момент и просто искала предлог, она достала телефон из заднего кармана джинсов и, даже не посмотрев, кто звонит, сразу ответила:

– Алло, – хрипло произнесла она.

Только сейчас, сказав свое еле слышное «алло», Екатерина поняла, что на самом деле звонить ей в четыре тридцать утра может только один человек – Дмитрий, и от предчувствия радости сердце заколотилось. Он одумался, ему стыдно, и звонит он попросить прощения и сказать, как любит ее.

– Ой, блин, плости, Соколова, – услышала она женский голос и от разочарования беззвучно заплакала. Это был не он. – Я забыла, что ты в Москве живешь, у тебя, навелное, ночь еще. Точно, вот посчитала, ага, четыле утла у тебя. А ты чего не спишь‑то?

Катя неловко слезла с высокого бордюра пологой крыши и, выдохнув, спросила:

– Кто это?

– Здлавствуйте пожалуйста, – протянул женский голос, очень знакомо не выговаривая букву «р». Воспоминания, связанные с этим голосом, были какие‑то до боли родные, но они никак не хотели всплывать в памяти, лишь мелькали где‑то на ее задворках. – Ты мне сейчас скажи, ты сплосонья это или зазналась там в своей Москве?

Катя ничего не отвечала, мозг отказывался предлагать что‑то стоящее, словно он решил, что уже лежит там, на асфальте, и ему не придется никогда больше думать.

– Эй, Соколова, ты куда плопала? Валианты хоть будут или мне пледставиться? – продолжал говорить женский голос, который Катя никак не могла вспомнить, но понимала, что это кто‑то оттуда, из другой жизни; оттуда, где была еще жива мама; оттуда, где вся жизнь еще была впереди.

– Вы из Хабаровска? – спросила неуверенно Катя.

– Ха, – засмеялся женский голос, – если ты так будешь узнавать, тогда мы и к моей ночи не добелемся до нужного лезультата. Колоче, Соколова, я понимаю, четыле утра, я сама виновата, что так лано. Я Ила Дивова. Вспомнила? Ну же, одиннадцатый Б, «мы называем себя стая, шутя учебники листая, мы называем себя сила, ведь учит нас святая Ангелина»? – пропела она коряво.

– Привет, – сказала так же равнодушно Катя и пожалела, что вообще взяла трубку. Она давно уже забыла школу и все, что с ней связано. Она похоронила эти воспоминания там же, на могиле мамы спустя год после вручения аттестата, слишком много на нее тогда всего свалилось. Именно тогда она твердо пообещала себе, что как только у нее получится уехать, то сразу же все забудет, и при первой возможности отправилась в Москву.

Ирка Дивова. Как же она ее сразу не вспомнила? Ведь это было так драматично, что девочке, не выговаривающей букву «р», родители дали имя Ира. Конечно же, они не могли об этом знать заранее и, надо сказать, очень долго водили ее по логопедам, но звонкая буква так и не далась пухленькой активистке до окончания школы и, судя по ее речи, позже тоже ничего не получилось.

«Надо же, – подумала Катя, – мне, видимо, удалось сдержать слово, данное на могиле матери, и я действительно почти все забыла: Вальку, Хабаровск, школу, стаю, страшный поход после экзаменов, «Сонькин пуп» и черноголовую сойку. Именно тогда все изменилось, именно тогда черная полоса сменила белую. Забыла я и смешную одноклассницу Ирку Дивову».

Это произошло, конечно, не сразу. Для того, чтоб притупить воспоминания, понадобилось несколько лет, но новые жизненные обстоятельства вытеснили старые неприятные, и мысль, что все произошедшее было вовсе не с ней, а в каком‑то страшном фильме, который она смотрела очень давно, прочно засела в голове.

– Ну то, что ты мне не лада, – сказала Ирка, – это я спишу на твое ланнее утло и мой неуместный звонок, но лаз ты взяла тлубку, то слушай. У нас же пятнадцать лет с окончания школы, вот я лешила вечел выпускников сделать. К юбилею школы на это даже деньги выделили. Плилетай.

Бывшая одноклассница так смешно коверкала слова, что Катя просто не могла на нее злиться. Молча бросить трубку тоже почему‑то показалось некрасивым поступком, и Катя начала неумело оправдываться.

– Нет, я не смогу, – ответила она глухо. Ей действительно было все это неинтересно, у Екатерины Соколовой рухнула жизнь, какая может быть встреча выпускников, когда все, конец.

– Как знаешь, – расстроилась Ира. – Если надумаешь, это мой телефон, я, между плочим, в олгкомитете, и вообще, ты знаешь, кто там будет?

Видимо, собеседница еще не поняла, что Кате абсолютно безразличен состав встречи, и пыталась все еще ее заинтересовать.