Эксперимент. Книга 1. Затерянный мир
Каждый шаг отдавался болью в натруженных ногах, каждый вдох был тяжелым от бьющего в лицо ветра и проливного дождя. Пробежав без памяти полсотни сажень, он вспомнил, что времени у него в обрез, – нужно предупредить, чтобы хоть кто‑то успел спастись. Быстро сориентировавшись, Васька повернул в нужную сторону.
Он не заметил, как пробежал еще версту, и, наконец, выскочил из леса, уткнувшись в тын крайней избы. Ухватился обеими руками за жерди и, тяжело дыша, стал осматриваться, решая, в какую сторону рвануть теперь. Из‑за дождя уже на расстоянии пятидесяти сажень ничего не было видно, но храм Господа возвышался над всеми постройками, поэтому был хорошо различим на фоне серого неба.
Сглотнув образовавшийся в горле комок, Васька рванул по улочке, ведущей прямиком к центру поселения. Бежать по превратившейся в болото поселковой дороге оказалось сложнее, чем по подлеску, но Васька, то и дело проскальзывая на месте и размахивая руками в попытках удержать равновесие, упорно продолжал продвигаться вперед.
На улице не было ни людей, ни животины – все попрятались от непогоды, даже дым не шел с печных труб. Но это было не важно, главное – добежать до церкви, отыскать отца Акинфия и рассказать все ему, а уж он‑то знает, что делать.
По мере приближения к центру поселения избы бедняков постепенно сменялись жилищами более зажиточных людей, – это хорошо было видно по высоте заборов и по тому, из чего они состоят. Васька лишь краем глаза замечал эти перемены.
Наконец он добежал к входу деревянного храма и, не останавливаясь ни на секунду, ворвался внутрь. Васька не обратил внимания на множество прихожан, стоящих в храме, и громогласный голос отца Акинфия, читавшего молебен.
– Беда! Беда! – заголосил он что есть силы и, игнорируя окрики, стал протискиваться к алтарю.
Он опомнился, только когда выскочил на свободную площадку, где одетый, как и положено по сану, стоял хмурый отец Акинфий, а со стен храма и алтаря, будто с укоризной, смотрели лики святых. Васька вдруг почуял запах ладана и рухнул на колени, начав неистово креститься, бормоча себе под нос:
– Прости меня, Господи, грешного…
Отец Акинфий, глядя на такое усердие и перепуганное лицо Васьки, умерил разгоравшийся внутри гнев по поводу прерванной молитвы и пару раз кашлянул в кулак. В тишине кашель прозвучал как гром среди ясного неба, а затем раздался басовитый голос:
– Что за беда привела тебя в храм Божий, отрок Василий?
«И так кругом смута на землях русских, разбойники бесчинствуют, голод и прочие лиха, что может быть хуже?..» – думал отец Акинфий, пристально уставившись сверху вниз на все еще крестящегося Василия. Тот еще пару раз сотворил животворящий крест и, не вставая с колен, с мольбой во взгляде заговорил:
– Беда, отец Акинфий! Беда‑а‑а!
– Да, слышал я уже! – рявкнул отец Акинфий. – Ты дело говори. Что за беда, откуда?
Васька вытянул руку с указующим перстом куда‑то в сторону и выпалил:
– Тушинские из лагеря… сожгли и разграбили Ореховку, а всех жителей убили. Мне одному удалось убежать… – Васька всхлипнул и вытер рукавом нос. – А сейчас они идут сюда, – обреченно закончил он.
Глаза отца Акинфия мгновенно расширились. Он знал о бесчинствах, которые творил самозванец из Тушина, особенно о разграблении православных храмов и монастырей. Поэтому нужно было действовать быстро.
