Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917

– Да сколько угодно, Григорий! СССР в тысяча девятьсот девяносто первом развалился, когда критическая масса советских партработников решила, что пора легально приватизировать народное достояние, которым они управляли. Если этого не сделать, рано или поздно ОБХСС придёт по их души. По тем же причинам развалилась и Российская империя в тысяча девятьсот семнадцатом. Земгусары, генералы и великие князья в Первую мировую столько наворовали, что легализовать «нажитое непосильным трудом» можно было только через революцию. Путчисты‑февралисты и номенклатурные перестройщики – однояйцевые близнецы. Главная схожесть обеих революций – тысяча девятьсот семнадцатого и тысяча девятьсот девяносто первого – в наличии у казённого корыта критической массы криминальных персон, для которых государственный переворот едва ли не единственный способ избежать виселицы или расстрела.

– Интересно получается, но не сходится! Хотели приватизировать одни, а сделали это другие.

– А тут вторая закономерность. Плодами революции почти всегда пользуются совсем не те, кто её провоцировал и всемерно приближал. Так было и в Германии во времена Лютера, и оба раза во Франции… Наших заговорщиков тоже не миновала чаша сия. И в тысяча девятьсот семнадцатом, и в тысяча девятьсот девяносто первом.

– Тогда третья закономерность – «властитель глупый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда…» Горбачёв – это копия Николая Второго?

– Режете подмётки на ходу, Григорий! Они действительно похожи. И тот и другой – слабые политики, да к тому же оба – явные подкаблучники. Но вас, как исследователя, должна интересовать не сама личность никчемного руководителя государства, а вопрос: как такое ничтожество вообще оказалось у власти? Ибо ничто просто так не происходит. То, что мы принимаем за случайность, как правило, непознанная закономерность. Выявив её, мы окажемся в шаге от понимания действительных причин геополитических катастроф.

– Но меня в истории интересует не совсем это…

– Понимаю, – ответил генерал, – вы увлеклись общественными науками, потому что почувствовали личную угрозу, ощутили себя щепкой, которую несёт стремительным потоком, и решили хотя бы понять глобальные течения, чтобы знать, куда грести и где найти спасительный берег обычному человеку. Похвально! Вы входите в два процента тех, кто интересуется этим вопросом. Большинство предпочитает участь говна в проруби. И я, пожалуй, дам вам пищу для размышления, как только расставите заново фигуры, ибо в этой партии вам мат уже через четыре хода…

Прожигая кожу, прямо в лоб Григория опять уткнулся этот пронзительный взгляд. Захотелось стать маленьким и спрятаться под кровать, как в далёком детстве. «Да что ж это такое!» – разозлился на себя Григорий и, собравшись с духом, уставился, не мигая, прямо в глаза своего собеседника.

Генерал с интересом прищурился, цокнул языком и первым опустил взгляд.

– А совсем неплохо, Григорий… Недурственно… Вам нужно обязательно поупражняться в гипнозе. Думаю, будет толк.

Распутин недоверчиво хмыкнул. Всё телевидение было забито в те годы Чумаком и Кашпировским. Не было ни одного серьёзного медика, который не выступил бы с разоблачениями целительного телешарлатанства.

– Нет‑нет, – будто угадав его мысли, покачал головой Миронов, – я не предлагаю вам заряжать воду, шаманить, хилерствовать или вводить людей в коллективный транс, хотя сделать это не так уж и сложно. Старина Хаббард проделывал такие штучки уже сорок лет назад. Познакомьтесь с трудами по гипноанестезии Бехтерева, Ухтомского, Буля и, может быть, найдёте что‑то для себя полезное…

Но мы опять отвлеклись. Вы взялись за учебники по истории, чтобы ответить на вопрос, как вести себя простому человеку в эпицентре геополитической катастрофы. Это очень интересная задачка, во всяком случае нетривиальная. Сталин под конец своей жизни признался, что есть логика намерений и логика обстоятельств, причём логика обстоятельств всегда сильнее логики намерений. Его слова вскрывают правила, по которым живут правители. Со стороны может показаться, что они делают что хотят, но вот весьма авторитетный и авторитарный Иосиф Виссарионович говорит, что это не так. Прислушайтесь к его словам и попробуйте ответить на вопрос: кто создаёт эти обстоятельства, которые вынуждают правителей действовать даже вразрез с их намерениями? Выживают те, кто создаёт эти обстоятельства, оставаясь при этом за кадром.

– И почему они обязательно находятся за кадром?

– Потому что невозможно починить двигатель, будучи его частью… Снова вам шах, Григорий, и посмотрите, что за шум в коридоре…

Не успел Распутин дойти до двери, как она распахнулась, и на пороге возник ещё один обладатель лампасов на форменных брюках, прямая противоположность обитателя палаты – розовощёкий, кровь с молоком, статный, широкоплечий. Чуть обозначившийся второй подбородок совсем не портил волевое лицо, а хищный орлиный нос и брови вразлёт придавали ему целеустремлённое выражение. Если бы не капризно‑подвижные губы, упирающиеся в носогубные складки, можно было бы подумать, что форму генерала Российской армии надел представитель Древнего Рима.

– Артём Аркадьевич! Ну как же так неаккуратно? – с порога прогудел генерал голосом железнодорожного локомотива. – Я, как узнал, сразу же примчался… Не успел к месту аварии, видел только, что автомобиль в хлам. Слава богу, что лёд не проломился, а то ушли бы вы вместе с ним на дно Невы…

– Да, Рома, повезло. И что машина лёд не проломила, и что я не пристегнулся и вывалился удачно – прямо в сугроб. Можно считать, что заново родился.

Распутин заметил, что Аркадьич смотрит на генерала с улыбкой, но не той, что была на губах ещё минуту назад.

– Вот и я о том же! Слава богу, что живы‑здоровы! Разрешите скромному ученику пройти к своему учителю?

– Рома! Да ты уже не просто вошёл, но и занял собой всё пространство. Скромность из тебя так и прёт… Чем же тебя угостить? Чай будешь?

– Артём Аркадьевич, – генерал поднял брови и стал похож на артиста Басилашвили, – вы же знаете: гусары чай не пьют! И у них всегда всё с собой.

Небрежным движением руки посетитель сдвинул в сторону шахматную доску, водрузил на столик чёрный кожаный дипломат, щёлкнул замками.

– Але‑оп!

На столе появилась бутылка редкого тогда виски Tullamore с приметной зелёной этикеткой и крышечкой.

– Ты смотри! Помнишь, стало быть?

– А как же, Артём Аркадьевич! «Покупая ирландский виски, вы помогаете борьбе за свободу ирландского народа от колониальной британской зависимости!» После ваших напутствий употребляю только этот волшебный нектар и ни разу не пожалел. Разрешите?

– Валяй, Рома…

Два квадратных бокала, появившихся следом за бутылкой, были украшены такой же этикеткой, создавая вместе с шахматами эклектичный натюрморт.

– За ваше здоровье и удачу! – провозгласил генерал и первым опрокинул в себя напиток… – Нет, всё‑таки чего‑то не хватает… Разрешите?

– Давай‑давай, Рома, распоряжайся, – подбодрил Аркадьич генерала.

– Бамбуровский! – рявкнул посетитель так, что у Распутина заложило уши.