Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917

В районе солнечного сплетения неожиданно сжались в комок и заныли мышцы, а в висках начала сильно‑сильно стучать кровь. Прибавив шаг, Распутин буквально влетел в фойе и с ходу наткнулся на милицейские куртки и шинели, заполонившие помещение.

– Документы, – коротко бросил стоящий у дверей омоновец.

– Распутин, практикант, на дежурство, – коротко отрекомендовался Григорий, протягивая пропуск.

– Так… – Омоновец внимательно изучил документ. – Подождите минуту, пожалуйста. За вами сейчас придут.

Пробубнив что‑то в рацию, милиционер отодвинул Григория в сторону и тотчас потерял к нему всякий интерес.

Ждать пришлось недолго.

– Этот? – исподлобья глядя на курсанта, спросил у омоновца какой‑то плечистый мордатый перец в короткой кожаной куртке и пуловере, из‑под которого торчал воротничок синей форменной рубашки. Если бы не она, вопрошавший вполне мог сойти за своего в любой окрестной гоп‑компании.

Увидев кивок омоновца, «кожаный», не вынимая рук из карманов, буркнул:

– Капитан Заваров, УБОП. – Развернулся, коротко бросил через плечо: – За мной, курсант. – И, не оборачиваясь, быстрым шагом пошёл в направлении администрации.

Народа здесь было поменьше, а шума – побольше. Отовсюду слышны были чьи‑то голоса и даже скрежет передвигаемой мебели. Около знакомой Распутину двери кабинета главного врача капитан остановился, пропуская вперёд Григория.

Внутри было прилично накурено. Самого́ главного не было, зато присутствовали трое, чья служебная принадлежность легко угадывалась и без формы.

– Вот вы какой, значит, Григорий Иванович? – осведомился старший из них. – Ну что, гражданин Распутин, на место преступления потянуло?

 

Глава 8

Руки за спину, лицом к стене…

 

Спустя сутки

– Руки за спину, лицом к стене.

Сержант, сдерживая зевоту, достал наручники и застегнул их у Распутина на запястьях, тряхнул, хмыкнул недовольно, затянул сильнее.

– Ау! – непроизвольно вскрикнул Григорий.

– Больно?

– Нет, щекотно, – прошипел курсант.

Сержант опять хмыкнул, трещотка отсчитала ещё несколько щелчков, металл врезался в посиневшую кожу.

– А сейчас?

– Чтоб ты поскользнулся на моих слезах, скотина!..

Ещё щелчок…

Распутин зарычал от боли и унижения. Хотелось хоть как‑то ответить обидчику, пнуть его, например, каблуком ботинка, тем более что колено милиционер подставил очень удобно для удара. Но накопленный за последние сутки опыт сильно‑сильно советовал не делать глупости: их и без того было предостаточно, начиная с нелепой, ненужной драки в госпитале.

Он тогда не оценил шаткость своего положения, не просчитал всех последствий, поэтому на провокационную реплику о своём появлении якобы на месте преступления повёлся, как олень на манок. Шагнул к оперуполномоченному поближе, посмотрел в глаза и сквозь зубы процедил:

– С вашей проницательностью только и предсказывать, в какой руке арбуз…

У опера от неожиданности подскочили брови.

– Эвона как! Я не понял, студент… Ты так хамишь, потому что баран по гороскопу или у тебя просто в кармане запасная челюсть?

Распутина замкнуло. В кабинете запахло знакомой армейской атмосферой, и не ответить на такой выпад значило фатально потерять лицо.

– Слова не понимаешь? Попробую объяснить жестами. Ты мой средний палец хорошо видишь?

– Ах ты…

Старший попытался схватить курсанта за оскорбительно выставленный фаллический символ, но тот шустро поднял руку, и милиционер вцепился в запястье.

Дальше тело Григория работало в автоматическом режиме. Подшаг левой вперёд, захваченная рука выворачивается в сторону большого пальца противника, правая нога бьёт толстым носком зимней обуви куда‑то под колено и сразу делает широкий шаг назад; правая рука одновременно перехватывает кисть противника и тянет её в сторону своей правой стопы, а левая рука заносится над предплечьем так, что плечо противника проскальзывает под мышку. Подсесть, потянуть…

Слегка обмякшее от болевого шока тело опера ойкнуло, послушно нагнулось и полетело прямо в обалдевшего Заварова, стоявшего позади Григория. Получив в солнечное сплетение головой своего шефа и приземлившись на копчик, Заваров пару секунд беззвучно ловил ртом воздух, бездумно шаря руками по поясу старшего товарища, пока не нащупал рукоятку пистолета.

Григорий даже «мама» сказать не успел, как один за другим треснули четыре выстрела и раздался дикий вопль старшего:

– Идиот! Он же газовый!..

Эвакуация из кабинета и из коридора, куда заметно пахнуло сладковатым душком хлорацетофенона, случилась бурная, суматошная, но очень дружная. Григория практически вынесли в фойе. Там дружба и закончилась. В обстановке всеобщей сутолоки и паники никто даже и не заметил, как Распутина упаковали в один из милицейских «бобиков».

 

* * *

 

Изолятор временного содержания. Тёмная камера без окна, три на три. На две трети площади – деревянный настил. В углу выносная бадья – параша.

Главное в местах лишения свободы – хорошие соседи, но их Григорий даже не успел разглядеть из‑за обильно слезящихся глаз, а как полегчало, его сразу выдернули в оперативную часть. Посадили в узком коридоре. Места практически нет, а организм, не израсходовавший и десятой части адреналина, настоятельно требовал движения. Начинало колотить от коктейля эмоций из возмущения, страха, неизвестности, чувства собственной беспомощности. Руки за спиной в наручниках. Три шага в одну сторону, три в другую.