Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917
Горы огромным полукольцом. Туманы – ночные, утренние, вечерние, дневные, круглосуточные. Палатки. Лагерь обнесён МЗП[1] и колючей проволокой. По периметру – часовые. Выход за пределы – событие. Сердце отряда – автоперевязочная. ГАЗ‑66 с кунгом, к нему с двух сторон при помощи железного каркаса приставляются небольшие палатки‑крылья, а в самом кунге – мини‑операционная с необходимым оснащением. Эта апэшка – средство передвижения, рабочее место, место жительства, да ещё и лазарет для раненых и больных. Медики и лечили, и жили, и ездили, и погибали не менее героически, чем пехота и «мазута».
Врач Женя Иванов, когда подбили его БТР на перекрёстке улиц Грозного, не ушёл в укрытие, а остался с горящей бронёй, вытаскивая раненых и оказывая им помощь. В него попали шесть раз, прострелив ноги, тело и добив уже еле дышавшего в голову.
Один из выживших солдат рассказал о последних секундах жизни офицера медицинской службы:
– Капитан раненый весь, лежит у брони, горит всё… У него кровь бежит изо рта, а он всё бинтует стрелка из бэтээра. Потом в него опять попали, нога подлетела и упала, но не оторвалась, а он только поморщился, потом склонился и больше не поднимался, снайпер добил его… Зачем?! Ведь у него даже оружия не было.
Лейтенант медслужбы Распутин, так и не научившись отзываться на фамилию Новых, из размеренной академической и госпитальной жизни Санкт‑Петербурга попал с корабля на бал – прямиком в военный бестолковый бардак. Пока не начались военные действия, учился, ассистировал опытным хирургам. Но как только заговорили пушки, обстановка резко изменилась. Раненых, заболевших солдат и офицеров стало заметно больше, чем докторов. Военные медики лечили и чеченцев – они ведь тоже наши! Не отказывали никому.
Привели двадцатилетнюю чеченку: она вдохнула иглу, ей очень плохо. «Доктор, помоги!» Дал общий наркоз. Взял ларингоскоп, корнцанг и с Божьей помощью достал из трахеи иглу. Сложная манипуляция, весь взмок, зато сколько радости у матери и у отца, когда всё получилось. Четверть века прошло с того времени, а случай запомнился хорошо. Интересно, вспоминает ли его уже сорокапятилетняя Зорган из горного селения Гуджи‑Мокх?
Тогда её отец сказал: «Не враги мы с тобой, это жизнь нас по разные стороны поставила». Слова эти крепко запали в душу. Работала народная мудрость и в другую сторону. Смотрел иногда Григорий на некоторых «наших» в своём лагере и думал: «Нет, не друзья мы с тобой, это просто жизнь нас по одну сторону поставила».
* * *
В тот день погода радовала. Воздух наконец очистился от противной молочной взвеси, и всё великолепие кавказского ландшафта могло вдохновлять новых поэтов и художников.
После очередной операции Григорий вышел из кунга, не снимая маску, ощутил холодный воздух, сползающий с окрестных гор, оглянулся вокруг, нашёл взглядом кряжистую фигуру Ежова, притулившегося за штабелем двухметровых армейских ящиков. Командир, несмотря на самый разгар рабочего дня, пригревшись на солнышке, нагло давил на массу.
– Эй, Ёжик! – позвал Распутин. – Всё нормально с твоим сержантом. Жить будет!
Ноль эмоций.
– Капитан Ежов!
Снова мимо.
– Ах ты сонная тетеря!
Распутин наклонился, чтобы поднять щебёнку и запулить ею в Лёху, но в этот момент что‑то противно взвизгнуло над головой, глухо ударилось в борт кунга. Не было только привычного звука выстрела.
– Снайпер! – крикнул врач, бросаясь на холодную неприветливую землю.
– Нападение на пост! – истошно завопил стоящий в трёх шагах часовой, сдёргивая с плеча автомат.
– Ложись, дурак! – рявкнул на него Григорий. – В укрытие!
Солдат тоже не слышал выстрела. Сомневался. Озираясь, яростно передёрнул затвор, взял оружие на изготовку и в тот же момент кулём свалился на землю, глядя удивлёнными глазами на врача и забрызгивая грязную траву тёмной кровью, бегущей из маленькой дырочки у виска.
– Стрелок на полтретьего, – сориентировавшись по ранению, диким голосом заорал Распутин, перекатываясь под кунг и прячась за колесо.
Вокруг уже грохотало всё наличное вооружение. Мимо операционной ужом просочился Ежов, кинул озабоченный взгляд на врача. Григорий кивнул в ответ и попытался рукой показать направление на позицию стрелка. Игриво вжикнула пуля, подняв фонтанчик пыли буквально в сантиметрах от лёжки доктора.
Ежов коротко замахнулся и бросил перед собой дымовуху. Спасительное облако постепенно заволокло МОСН, и обстрел прекратился.
– Группа, ко мне! – скомандовал Ежов своим бойцам, разошедшимся по медицинским палаткам к знакомым и малознакомым сестричкам. – Ну всё, гады, теперь не уйдёте! Достали вы меня!
– И меня тоже, – тяжко вздохнул Распутин, прикуривая сигарету дрожащими пальцами.
* * *
Вернулся Ежов сильно к вечеру. Тяжело бредущие разведчики несли с собой плащ‑палатку с завёрнутым в какое‑то одеяло телом.
– Кто ранен? Что случилось? – рванулся к импровизированным носилкам Распутин.
– У меня раненых нет. Трое «двухсотых», – поморщился Лёха.
– А это?
– Трофей! – криво усмехнулся разведчик. – К сожалению, контуженный, но по‑другому взять не мог. Твоя задача, Айболит, – довести тело до состояния, способного пережить допрос. Дальше уже неважно… Очень интересный образец, особенно обвеска. Такие винтари отсутствуют не только в войсках, их ещё не все спецы получили. А боеприпас и прицел вообще только проходят испытания. Вот на эту тему хотелось бы поговорить по душам и узнать, в каком магазине такими причиндалами торгуют.
– Значит, троих потерял? – автоматически спросил Григорий, открывая дверь кунга и удивляясь небывало высоким потерям в подразделении Ежова.
– Изумительно стреляет, стерва, – оскалился капитан, – навскидку на шорох без промаха…
– Так это она? – удивился Распутин.
– Девка, – вздохнул Лёшка, – симпатичная – глаз не оторвать. Встретил бы в мирное время – точно бы приударил, а тут… Ладно, доктор, давай… Не буду тебе мешать, позови, когда в чувство её приведёшь…
[1] МЗП – малозаметное препятствие, в простонародье – проволока‑путанка.
