Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917
– …И вот очередная комиссия повезла нас на стрельбы. В программе метание гранат. Диспозиция такая: позади стоят кучей солдаты, перед ними – всё начальство. Наблюдает. Очередной молодец замахивается, кидает – и… бежит следом за гранатой! Его непосредственный командир бледнеет, а бравый вояка догоняет гранату, поднимает её, потому что та падает и не взрывается. Такое бывает и означает, что «бум» состоится в любую секунду. Парень с гранатой несётся в сторону всех этих майоров и полковников. Они от неожиданности даже разбежаться не успели. За три шага, как и положено, переходит на строевой, перекладывает гранату из правой руки в левую, правую руку бросает под козырёк и хорошо поставленным голосом докладывает: «Товарищ командир, докладывает рядовой Иванов! Разрешите бросить повторно, я кольцо забыл вытащить».
Громовой хохот раскалывает вечернюю воскресную тишину в московской новостройке. А новый рассказчик уже пристраивается в очередь.
– А у нас тоже случай на полигоне… Самый козырной инструктор, наш прапор, каждому лично объясняет: это граната, это запал, вот так вставляешь, осторожно закручиваешь, вынимаешь кольцо и швыряешь подальше, потом рапортуешь наблюдающему командованию, какой ты молодец. Проводит он инструктаж по метанию наступательных гранат. Говорит: «Бросаешь, прикрываешь прикладом „калаша“ яйца и бежишь на взрыв…» Спрашиваю: «Почему яйца? А голова?» Он, не задумываясь: «Да хрен с ней, с головой…»
Снова хохот, задевают посуду, что‑то падает на пол, звон, взвизг Танюшек, и весь старший офицерский состав бросается наводить порядок, отбирая у прекрасных дам щётку, ведро и тряпку.
– А помнишь, Потапыч, – аккуратно собирая салат с ковра, хитро смотрит на полковника пехотный майор, – как ты нас в учебке учил Землю спасать от инопланетной угрозы?
– Как? – вздёргивает брови младшенькая Танюшка.
– Строил роту и говорил: «На землю летит метеорит, и только мы можем спасти планету, поэтому принимаем упор лёжа и максимально активно начинаем толкать её подальше от оси». И, к слову, мы ни разу не подвели человечество…
Танюша расхохоталась, и эстафету развлечения дам сразу принял следующий рассказчик, водружая на стол вазу с фруктами.
– Когда мы с Потапычем служили на границе с Монголией, недалеко от нашей части, в степи, располагался языческий алтарь. Местные жители, так же, как я сейчас, приносили туда в дар степным духам разные вещи, в основном еду.
– И местные жители думали, что духи будут её есть? – недоверчиво смотрит Танюшка.
– Так «духи»[1] и ели…
Офицерская братия веселилась, наблюдая бездну непонимания в глазах девчонки.
– Дима, – язвительно интересуется юбиляр, – а почему ты трёшь тряпкой не там, где упал салат, а у себя под стулом?
– А у него это условный рефлекс, – расплывается в широченной улыбке сосед Димы, его сослуживец. – С топливом у нас сейчас совсем худо. И вот на утреннем разводе комбат доводит информацию: «Товарищи офицеры и прапорщики! От нас два дня назад сбежал солдат. Значит, он уже далеко. Но так как горючего в части нет, ищем сбежавшего здесь!» Удобно. Просто. Недорого. Вот Дима и привык…
– Да, попортили мы тебе ковёр, – с сожалением смотрел на разводы солидный монументальный «подпол». – Одна надежда, что кто‑то из соседей сверху тебя зальёт и можно будет на него списать.
– Там все, кто мог нас залить, уже выполнили свою норму, закончили ремонт и жутко этому рады, – подала голос старшая Танюша. – По идее, можно жить спокойно.
Разговор моментально свернул в вечную сторону ремонтов и новоселий. Кому‑кому, а служивым, планово меняющим место жительства раз в пять лет, всегда есть о чём рассказать.
– Оцените картину маслом, – делает страшные глаза пойманный на халтурной работе майор ВДВ Дима. – Жду лифта. Лифт проносится мимо меня с нелифтовой скоростью, из него слышен мужественный вопль «А‑А‑А‑А‑А!!!», несколько искажённый эффектом Доплера. Через секунды – оглушительный скрежет и тишина. Когда лифт вскрыли, там обнаружился перепуганный мужичок с тонной кирпича. Хорошо, что лифт новый, с улавливателем падающей кабины. А то бы уже и не смешно было.
– Это что, – поддержала разговор старшая Танюша. – Вот в соседнем подъезде на четвёртом этаже унитаз вообразил себя гейзером и загадил всю квартиру. Это потому, что на третьем ставили угловое джакузи с переносом стояка метра на три. Сам стояк на время того переноса просто заткнули большой резиновой затычкой. А над затычкой девять этажей…
– А меня чуть заикой не сделали, – прижимая Танюшу к себе, улыбается Потапыч. – Стук в окно. «Извините, это девятый этаж? Мне отсюда не видно!» – «Нет, седьмой». – «Спасибо!» И это всё в семь утра! Альпинист долбаный, кондиционеры вешать умеет, а этажи путает…
Потом Потапыча заставили разворачивать подарок! Как понял Григорий, сбрасывались на него не только всей наличной командой, но и всеми подразделениями, представленными присутствующими. Охотничий карабин Blaser R93 с регулируемым гребнем приклада и оптикой Zeiss 2‑12‑50 в аскетичной квартире полковника выглядел «Роллс‑Ройсом», случайно заехавшим в сельский гараж. Изделие больше часа гуляло по рукам, пока Потапыч не изъял его.
Потом командир вытащил Распутина из кают‑компании и прошептал приказ‑поручение:
– Ну вот что, товарищ военврач, приказываю отправляться домой и выспаться, ибо тут гульбарий будет до утра, а на тебе уже лица нет. По дороге зайди к Танюшам, отдай подарок им на хранение. А то как бы мои гвардейцы, дойдя до кондиции, не начали его прямо тут пристреливать.
* * *
До собственного, родительского дома Распутин добрался только к полуночи и сразу попал в отцовские объятия и мамины охи‑ахи. Домашние посиделки на кухне закончились, когда небо над Москвой уже заметно светлело. Поэтому Гриша, не спавший толком больше недели, уставший и перенервничавший, почувствовав родительский кров, даже не заснул, а просто выключился, как двигатель, полностью выработавший топливо.
Проснулся в три часа пополудни. Родители ещё не пришли из своего НИИ, одного из немногих, оставшихся на плаву, но на кухонном столе заботливо лежала подробная опись холодильника от мамы и ключи от семейной реликвии – десятилетнего ВАЗ‑2105 – от папы.
Вкусив маминого борща так, что появился риск не влезть в прокрустово ложе тольяттинского автопрома, мурлыкая под нос слова песни «Городок» Анжелики Варум, Григорий выкатился из родительского гаража и не спеша порулил к Потапычу, старательно привыкая к изменившейся интенсивности городского движения.
За пяток километров до адреса напевать, да и слушать песни почему‑то расхотелось, а когда оставалось сделать последние два поворота, в животе появилось такое же тянущее чувство, какое он ощутил, подходя к госпиталю в злосчастное утро своего ареста, когда убили генерала Миронова.
[1] Для не служивших: «дух» на армейском жаргоне – солдат первого года службы.
