Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917
Полковник встал, освободился от своего «парашюта», перехватил за талию пролетающую мимо лужёную глотку с ножками, поставил перед собой и рявкнул так, что притихли пассажиры в хвосте салона:
– Nachname?! Rang?! Militäreinheit?![1]
Фонтан придурочного рёва иссяк, и дикие вытаращенные глаза уставились на офицера. А тот даже не думал предоставлять время, чтобы опомниться.
– Pourquoi tu te tais?! Réponds‑moi! Vite![2]
Все слова вопрошавший сопровождал настолько энергичным встряхиванием объекта воспитания, что голова у того болталась с риском оторваться от туловища.
– Он не понимает по‑французски, – испуганно пискнула мама.
– Да? – удивился полковник. – По‑русски и по‑немецки тоже. А как с ним разговаривать? Soldier! Don’t be silent! Answer the senior in rank![3] – обратился он к мальчишке, делая страшные глаза.
На виду у всего самолёта началась стремительная трансформация монстра в хомячка. У мамаши и чада случился разрыв шаблона. Оба смотрели на полковника с ужасом. Ребёнок уже не выл, а скулил и рвался к родительнице.
– Стоять, солдат! – скомандовал полковник, дублируя на немецком (Halt!) и английском (Stand up!). – За неповиновение в армии воину полагается расстрел! Но на первый раз ограничусь тем, что отрежу тебе язык: всё равно он не нужен, раз ты разговаривать не умеешь…
– Умею… – мышкой запищал пацан и закрыл рот обеими руками.
– Руки по швам!
Лёгкий шлепок по ладошкам и такой же лёгкий, но болезненный подзатыльник окончательно привели недавнего монстра в желеобразное состояние. Он уже поверил, что неминуемо лишится языка, и под ним расплылась нехорошая лужица.
– Та‑а‑ак, – озадачился полковник столь неожиданным результатом воспитательного процесса, но прекращать его тем не менее не стал. – Кру‑угом, солдат! К маме шагом марш! Поцеловать её в щёчку, привести себя в порядок, вернуться и доложить об исполнении приказа. Как понял?
– Ы‑ы‑ы‑ы‑ы…
– Что? Сам себе уже язык откусил?
– Я больше не бу‑у‑ду‑у‑у…
– Это ты скажешь маме, а старшему по званию положено говорить «Есть!» или, если американские боевики нравятся, «Йес, сэр!». Ну, воин, не слышу!
– Есть… сэр…
– Вот так уже лучше. About face![4] Double time, march![5]
Мать усадила «воина» в кресло, ловко, профессионально переодела, села сама. Полковник заметил, что пассажиры рассаживаются в полной, оглушительной тишине.
Перекладывая вещи, мамочка приподнялась в кресле, обернулась к полковнику и одними губами сказала: «Спасибо». То же самое, но громко и внятно произнесла стюардесса, просмотревшая всё представление от начала до конца и взирающая на полковника глазами преданной фанатки.
Распутин перевёл взгляд на хозяйку салона, пожал плечами и улыбнулся виноватой улыбкой: мол, сам не понимаю, как оно так вышло…
– А хотите кофе? – выпалила стюардесса первое, что пришло на ум, и смутилась окончательно…
– А с чем он у вас? – будто не замечая её пунцовых щёк, строго спросил полковник.
– С… с сахаром…
– А ещё с чем?..
– С ложкой! – растерялась бортпроводница, начиная злиться на себя за собственное замешательство.
– Тогда мне борщ с пампушкой и котлету по‑киевски! – вздохнул полковник и достал из кармашка рекламный журнал.
Стюардесса посмотрела на пассажира, на широко улыбающихся соседей, сняла тележку с напитками с тормоза и со словами «пошла готовить» удалилась за занавеску.
Последним в салон вернулся толстяк, слегка утомлённый борьбой за парашют с администрацией аэропорта и представителями авиалиний. Зло зыркнул на полковника, плюхнулся в своё кресло и недовольно засопел, бубня себе под нос:
– Пускают тут в бизнес‑класс всяких клоунов…
Минуту послушав скрипение этого граммофона, полковник покопался в кошельке, вытащил тысячную купюру и осторожно дотронулся ею до плеча возмущённого.
– Простите, пожалуйста… Извините, что беспокою, но не могли бы вы передать за проезд…
Не переставая бубнить: «Наберут тут по объявлению…», толстяк выхватил купюру и исчез с ней за ширмой прохода, ведущего к экипажу. Вернулся быстро, сел в своё кресло, бросив через плечо:
– Стюардесса передаст, просила подождать…
– Спасибо, уважаемый, – вздохнул полковник, давясь от смеха, и закрыл лицо рекламным журналом. – Боже мой, какой кристально чистый экземпляр, – зашелестело из‑под страниц еле слышно. – Надо чаще летать бизнес‑классом. Такой зоопарк…
Тем временем двери уже законопатили, и лайнер усиленно прогревал движки. Из‑за ширмы вынырнула пришедшая в себя стюардесса.
– Обещанный кофе, – учтиво склонилась она перед полковником. – А это, – она глазами показала на купюру, – командир сказал, что нет сдачи, просил передавать только ровные…
Навострившего уши толстяка морально затмили две крупнокалиберные «мадам Грицацуевы» – мама лет сорока и дочь лет пятнадцати, появившиеся из‑за занавески переполненного эконом‑класса.
[1] Фамилия? Звание? Воинская часть? (нем.)
[2] Почему молчишь? Отвечать! Быстро! (фр.)
[3] Солдат! Не молчать! Отвечать старшему по званию! (англ.)
[4] Кругом! (англ.)
[5] Рысью – марш! (англ.)
