Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917
– Это вопрос приоритетов, Жорж. Чем ты готов пожертвовать – семьей в интересах сюзерена или интересами сюзерена ради семьи? Про первых пишут книги и слагают баллады, но они, как правило, оставляют после себя лишь руины на месте родовых замков. Вторые – совсем не герои исторических эпосов, но их роды живут столетия и правят этим миром.
– Насколько я понял, во Вторую мировую войну такое сотрудничество продолжилось?
– Мой родной дед и бабушка работали в антифашистском Сопротивлении, в подвалах этого замка хранилась типография де Голля.
– Дай угадаю: а твой второй дед работал в гестапо…
– У этих мясников? Никогда. Дедушка Жером подчинялся Канарису. Это было очень удобно. Такой факт долгое время отводил подозрение от его брата, связного княгини Веры Оболенской. О! Это была нежная, романтическая история! Он знал её под псевдонимом Вики и страстно, хоть и безответно любил. Тем не менее…
– Он сдал её немцам?
– Англичанам. Это был вынужденный шаг. Близился конец войны, и было ясно, что англосаксы возьмут Францию под свою руку. Получив списки Сопротивления, агенты МИ‑6 плотно работали с русской эмиграцией. Предлагали Оболенской высокую должность и звание, фамильную вотчину на островах, гражданство, но она отказалась от покровительства Британии и тем подписала себе приговор. Британцы организовали утечку информации в Берлин, подполье разгромили, Веру схватили и после года допросов и пыток в гестапо обезглавили. Приговор привёл в исполнение палач по имени Рёттгер. За свою работу он получил восемьдесят рейхсмарок. После войны дед долго искал его… Нашёл только в тысяча девятьсот пятьдесят шестом, после чего ему пришлось идти служить в Иностранный легион – подальше от Германии. С него и началась дружба нашей семьи с легионерами…
– Потрясающая стратегия! Мне даже страшно подумать, у кого сейчас служит твой брат и какую религию исповедует…
– А вот это проблема. – Лицо Дальберга опять превратилось в гипсовую маску. – У меня не осталось братьев и, в силу данного обета, нет детей[1], поэтому задача выживания фамилии резко усложняется…
Хлопок двери в библиотеку в вечерней тишине был подобен выстрелу. Раздались приглушённые ковром шаги и голос напарника Распутина, запыхавшийся и встревоженный.
– Командир, у нас гости! Думаю, за домом ведётся наблюдение по крайней мере с десяти пятнадцати!
Дальберг и Распутин вскочили из своих кресел одновременно.
– Откуда информация?
– С пробежки. В полукилометре отсюда, в роще, стоит «Фольксваген»‑минивэн с тонированными стёклами. Мордой развёрнут на дом. Когда бегал утром, он стоял там же, но сейчас внутри свет. А кто может прохлаждаться в девять вечера в такой глуши?
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Гонимый в США Линдон Ларуш первым системно описал источники могущества нынешних хозяев Мировой игры, их путь к власти. То, что говорит Ларуш, противоречит мейнстриму современной западной исторической и политологической теории.
Ларуш утверждает, что реальная власть – это тайная власть, многие секреты современности уходят в эпоху рубежа XV–XVI веков. Что есть некие наднациональные структуры, которые управляют историческим процессом или как минимум направляют его. Ларуш совершенно верно отмечает роль Венеции и Ост‑Индской компании в развитии современного мира, его господствующих групп.
В России последовательно придерживается такой позиции историк и публицист Андрей Фурсов: «Капиталистическая система в экономическом плане – это единая система, это единый мировой рынок, а в политическом плане – это система государств, т. е. это не целостность, а сумма… Чем более публичной и демократичной становилась система власти в буржуазном обществе, чем больше допускалось гражданское общество до принятия решений (ну, например, всеобщее голосование), чем более прозрачной становилась политика, тем в большей степени реальная власть уходила за кулисы. И уже Дизраэли, когда он ещё был не премьер‑министр, а романист, в своем романе „Конингсби“ сказал, что мир управляется совсем не так, как думает большинство, и управляется совсем, совсем другими людьми».
Глава 17
Лишь бы боялись…
Распутин физически почувствовал, как в кровь попал адреналин, в ушах зашумело, в голове прояснилось и появился давнишний привкус эйфории, хорошо знакомой всем, кто часто попадал в опасные ситуации и однажды понял, что уже не может нормально существовать без перчинки.
– В замке есть охрана?
И без того бледное лицо Дальберга превратилось в единый снежный покров.
– В десять приходит сторож с собакой, пробудет до восьми. Прислуга появится к семи утра. Охранная сигнализация выведена на пульт полиции… Если нажать тревожную кнопку, прибудут через десять минут…
– Булшит, – привычно по‑английски выругался Григорий. – Тогда сидите, не высовывайтесь, а мы прогуляемся с Васей – рассмотрим вблизи, кто к нам пожаловал…
– Подождите. – Дальберг исчез за дверью и буквально через минуту появился с небольшим аккуратным футляром. – Вот это должно вам помочь чувствовать себя увереннее.
– Да… – покачал головой Распутин, примеряясь к прибору ночного видения легендарной фирмы «Лейка» стоимостью в пол‑автомашины. – Если ваше начальство так снабжает своих подчинённых, его стоит уважать хотя бы за это…
Минивэна за кустом не было. По изрядно помятой траве и многочисленным следам шин можно было понять, что это место посещалось неоднократно и с давних пор, а значит, гости были явно не по их с Васей, а по хозяйскую душу.
– Обзор для наблюдения выбран идеально: весь дом как на ладони, а наблюдатель почти полностью скрыт в этих кустах…
– И для снайпера позиция убойная, – поддержал напарника Василий.
– Только зимой, – продолжил рассуждения Распутин, – летом всё скроет листва…
– Стало быть… – начал напарник.
– Эти ребята тут недавно…
[1] Говоря об обете, не позволяющем иметь детей, Дальберг намекает на то, что он, будучи иезуитом, является ещё и нумерарием ордена Opus Dei, то есть двойным агентом. Именно они берут на себя обязательство безбрачия.
