Эридон. Игры судьбы
Я настолько опешила от её поведения, что не сразу нашла что сказать. А вся троица тут же воспользовалась ситуацией.
– Понимаю, – блондин очаровательно улыбнулся. – Не каждый день судьба сводит с такими… адептками, – он бросил на эльфийку многозначительный взгляд и театрально поклонился. – Ни́клас Ха́рсон, к вашим услугам. Третий курс боевиков. Весельчак, профессиональный сводник без лицензии.
Он указал большим пальцем за спину:
– А это мой угрюмый друг Ри́анс Ли́бери. Не сердитесь, если он молчит. Он просто всматривается в душу. У него это хобби.
Элеймистина захихикала и подвинула стул, жестом пригласив парней присесть. Рианс кивнул головой. Такой кивок означает, что он выше Никласа по статусу, иначе бы тоже поклонился.
Мой гнев сменило любопытство, и я решила посмотреть, что будет дальше. Но кинжал держала наготове.
Новые знакомые сели к нам за стол. Синеглазый брюнет оказался напротив меня, что тут же стало проблемой. Он в упор смотрел на меня, будто прикидывая, что скрывается за фасадом.
Не нравится мне этот недооборотень… ох, не нравится.
Только и отвлечься от него не получалось. Магия тянулась к нему, как к источнику. Притягивали не лицо, не голос, не осанка. Притягивала сила. Плотная, глубокая, сдержанная, как лава под ледяной коркой. На короткий миг мне захотелось попробовать её на вкус.
Вот в этом и кроется проклятие моего народа. Мы, демоны, умеем отнимать силу у других.
Просто – взять. Вдохнуть магию из чужих потоков и присвоить её, сделав своей. Мы за это не раз платили жизнями, доверием, уважением. Именно поэтому нас стали бояться. Именно за это нас начали ненавидеть. Это небезопасный дар. Даже для нас.
Особенно для нас.
Выпивание чужой силы – как валериана для кота: не яд, но ловушка. Ты можешь остановиться, но не хочешь. Вначале ты просто берёшь чуть‑чуть, чувствуя, как твоя магия вспыхивает ярче. А потом… всё. Разум затуманивается, инстинкты берут верх, и чем больше берешь, тем безжалостнее ты становишься, нападая даже на своих. Таких демонов либо убивают, либо они сами выбирают конец. Такова наша плата.
Магия всегда требует баланса: берёшь – отдай. Мы расплачиваемся рассудком и кровью.
Правда, во время войны… Именно этот дар не раз становился решающим. Когда победить мог только тот, кто способен заглянуть в пропасть и шагнуть в неё первым.
Я моргнула и отвернулась – огонь внутри затих, но не исчез. Смотреть на синеглазого было всё равно, что вдыхать запах дождя перед бурей: пока свежо, но ты точно знаешь, что небеса обрушатся.
– Я Элеймисти́на Марафэ́ль, а это – А́стрид Веле́нская, – протянула Элеймистина с той самой интонацией, что прямиком ведёт в спальню.
Её взгляд метался между парнями, но на Риансе задерживался так, будто она уже мысленно раздевала его до нитки. Меня передёрнуло.
– Какое интересное имя – Астрид, – сказал синеглазый, и я повернулась на голос почти против воли.
… И снова тело застыло, лёгкие забыли, как дышать, мир сузился до двух точек. Его и моего взгляда.
Да какого демона тут происходит?! Это не страх. Не влечение. Это… нечто иное.
– Правда? – отозвалась я намеренно ленивым голосом, как у кошки, решившей ждать, пока добыча подойдёт ближе.
– Не часто встречаюсь с теми, чьи имена так не совпадают с их масками, – добавил он, а в его глазах блеснули смешинки.
Хаос бы его побрал, он будто знал, что внутри меня сейчас происходит.
– Вот и я так подумала, – радостно подхватила Эли. – Но у неё особая история.
И начала в красках рассказывать ту ахинею, которую я наговорила ей с утра. Только теперь в её версии мой отец не просто был спасён демоном, а чуть ли не обретал просветление в его объятиях. Слёзы, клятвы, честь – полный набор драматической ерунды. Я слышала слова фоном, но смысл улавливала чётко: она пыталась понравиться, выставляя меня в качестве украшения к своему повествованию. И не забывая стрелять глазами в сторону Никласа, прикусывать губу, когда тот смотрел на неё. Я не слушала. Держала взгляд на Риансе, а внутри медленно росло раздражение.
– Откуда вы к нам прибыли? – спросил брюнет, продолжая игру взглядов.
– Из Ротворда, – прервав зрительный контакт заученно ответила я, ибо эту часть легенды успела продумать.
– А я из Милдэвэ́я, – тут же вставила Эли и добавила, глядя на Рианса с таким видом, будто собиралась нарисовать его портрет на внутренней стороне бедра: – Там всё такое светлое, красивое. Вам точно нужно побывать.
О, Хаос…
– Удивительно, – произнёс Никлас, глядя на неё с весёлой издёвкой.
– Удивительно, но факт, – подхватила я с ядом. – Светлая эльфийка из Милдэвэя… и такая тьма в поведении.
Элеймистина чуть приподняла подбородок:
– Прости, что я умею быть открытой и общительной. Это, знаешь ли, не грех – нравиться людям.
– Ага, особенно если нравиться всеми частями тела сразу, – усмехнулась я, втыкая взгляд в соседку.
Злость во мне уже кипела. На себя – за то, что пошла. На неё – за то, что усадила этих двоих без моего согласия. На Рианса – за то, что продолжал меня разглядывать. Может, они решили, что мы с ней одного поля ягодки? У Эли на лице написано: «Согласна заранее и на всё». Получается, скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты? Прекрасно. Вот я вляпалась! И ещё в гляделки с этим… недооборотнем играла.
– Во имя Хаоса! – вырвалось у меня вслух.
– Астрид, девушке не пристало так выражаться, особенно в присутствии лордов, – прошипела эльфийка, повторно пнув меня под столом.
Зря.
Я медленно повернулась к ней и с ледяной вежливостью произнесла:
– Эли, милая. Девушке не пристало вешаться на мужчин при первой встрече, облизывая их глазами, как пирог в витрине. Особенно в присутствии «лордов», в чьих титулах я сомневаюсь, но чьё чувство неловкости уже ощущается даже мной.
Наступила тишина. Звонкая.
У Никласа дрогнули губы в попытке сдержать улыбку. Рианс продолжал на меня смотреть, и теперь в его взгляде был открытый интерес. Лицо же эльфийки стало почти бордового цвета, глаза налились гневом, а грудь, которую еле‑еле прикрывала блузка, стала быстро подниматься и опускаться из‑за учащённого дыхания.
– Ты… Ты спятила?! – её голос сорвался. – Ты просто завидуешь, потому что на тебя никто не смотрит так, как на меня!
– Я завидую только тем, кто умеет держать себя в руках. Остальным – сочувствую, – бросила я с ленцой, будто обсуждала меню, а не её моральный крах.
– Да как ты смеешь?! – Элеймистина смотрела на меня с ненавистью.