Феномен
– Знаешь, ты не должен был меня спасать. Не то, чтобы я не была тебе благодарна. Напротив. Сегодня просто ужасный день. После этого кастинга я сама не своя, да еще и Вуди с этой блондинкой перед глазами… Господи, прости, тебе наверняка не так уж и интересно, но просто… Давай лучше поговорим о погоде. На улице так паршиво, да и какой‑то придурок на черном «Рэнже» облил меня из лужи, проезжая мимо моего дома… – резко замолкаю, осознав, что он и есть этот придурок. – Так ты поэтому предложил меня подвезти? – визжу я. – Останови эту чертову машину и подавись своим гребаным бомбером!
Итан шумно выдыхает и рычит:
– Лукреция, в Солт‑Лейк Сити сотни таких же автомобилей, как у меня, я сегодня не проезжал мимо твоего дома. А сейчас я везу тебя, потому что ты должна быть здоровой завтра на тренировке, а не мокнуть под проливным дождем.
Складываю руки на груди и дую губы, как обиженный ребенок.
– С каких это пор тебя волнует завтрашняя тренировка?
Итан теряет терпение, мотает головой в стороны, резко тормозит, а затем поворачивается ко мне. Его сосредоточенное лицо не выражает никаких эмоций, лишь только глаза цвета стали пристально наблюдают за мной.
Следующие пару минут он по‑прежнему молчит, пока я, не стесняясь, рассматриваю его лицо, стойко выдерживая бездушный взгляд.
В свои двадцать три Итан выглядит невероятно мужественно: ярко‑выраженные острые скулы, квадратный подбородок, прямой нос, широкие русые брови и красивые полные губы. Он невероятно привлекательный. Но такой козел.
– Мне долго ждать? – наконец произносит Дылда.
Хмурюсь, не понимая, о чем он говорит, а затем осознаю, что автомобиль остановился у моего дома.
Откуда вообще ему известно, где я живу?
А, он же маньяк.
Господи, нужно купить газовый баллончик!
Молча хватаю рюкзак и свою грязную толстовку, тянусь к дверной ручке и выпрыгиваю из машины. Хлопаю дверью, даже не взглянув на Мура, и быстро бегу по ступенькам к входной двери.
Глава 8
– Не так уж трудно запомнить имя.
– Я с ней встречался в прошлом семестре.
Через месяц имена стираются из моей памяти,
чтобы освободить место для новых.
– Почему ты просто не можешь запомнить
побольше имен?
– Братил, обратись в техподдержку.
(с) «Зажги этим летом»
Итан.
Лукреции Руссо нужен психиатр. За те десять минут, что мы провели в салоне моего автомобиля, у нее было несколько вспышек гнева. Нет, я, конечно, всегда считал ее ненормальной. Но сейчас я увидел это воочию.
Интересно, она обидится, если я открою в университете сбор денег на ее лечение?
Как будто меня интересует, обидится она или нет.
Если честно, мне глубоко наплевать на то, что ей нужен психиатр. На то, что произошло у нее с Вуди. Да и на нее саму.
Я не хочу ни с кем сближаться.
Все, чего мне хочется, – начать жизнь с чистого листа и больше никогда не видеть этой жалости в глазах окружающих.
Но для того, чтобы начать все заново, я должен еще немного потерпеть. И если раньше мне приходилось терпеть лишь жалостливые взгляды, то теперь сюда же прибавилась Лукреция Руссо, которая все усложняет.
Искренне не понимаю таких людей, как она. Выскочка, которая болтает каждую секунду. От нее у меня раскалывается голова.
Я подвез этого надоедливого Хоббита несколько часов назад, но все еще думаю о том, каким образом я умудрился вляпаться в это дерьмо. Я даже решил заскочить в тренажерный зал, где провел на дорожке пару часов. Но хорошая кардио все равно не помогла мне выкинуть из головы тревожные мысли.
Когда я въезжаю в Фидерал‑Хайтс, на часах уже десять вечера. По лобовому стеклу моего «Рэнжа» стекают крупные капли дождя, не давая расслабляться щеткам стеклоочистителя. Мимо проносятся яркие огни пустого Солт‑Лейк‑Сити. Местные жители разбрелись по домам, не желая бродить по лужам, скопившимся прямо посреди тротуаров.
Оставляю машину на подземном паркинге и поднимаюсь в квартиру. Бросаю ключ в коробку и сразу же направляюсь к бару.
Сегодняшний день был просто омерзительным. Едва сдержался, чтобы не врезаться на автомобиле в какой‑нибудь столб.
Достаю бутылку виски, наливаю алкоголь и одним глотком опустошаю его. Ставлю пустой стакан в раковину, опираюсь локтями о мраморную столешницу и шумно выдыхаю, устремляя взгляд в панорамное окно.
На темно‑синем небе вдалеке сверкает яркая молния. И я усмехаюсь, потому что первое, о чем я думаю, когда начинается гроза, – регби. Регбийные матчи всегда приостанавливают на время грозы, ведь были случаи, когда молния била в высокие ворота посреди игры.
Качаю головой в стороны и зарываюсь руками в волосы.
Не имею ни малейшего понятия, как перестать думать о том, чему отдал большую часть своей жизни.
Мне было семь, когда я увидел ребят, играющих в регби. Тогда мы с мамой жили в Нью‑Инглэнде, в штате Мэн. Регби никогда не была популярной игрой в США, и я понятия не имел, что это вообще за игра такая. Мой сосед Хардин перебрался из Англии, где в регби играет каждый третий англичанин, именно благодаря ему я и еще несколько ребят нашли себя в этом.
Много лет спустя, когда моя мама в очередной раз влюбилась «по‑настоящему», мы переехали в Юту. Никогда еще не был благодарен маме за нового хахаля, как в тот раз. В старшей школе у нас была сборная по регби, а после ее окончания я получил стипендию в университете Юты.
Ровно год назад я был подающим надежды хукером, которому пророчили карьеру в американском регби.
А теперь я лузер.
Помню ту злополучную игру, будто она была вчера.
Помню, как жалостливо смотрели на меня зрители.