Феномен
И прежде, чем я осознаю, что он собирается делать, друг складывает импровизированный рупор из ладоней у рта и кричит:
– Леди, моему другу очень хочется влюбиться без памяти, но он не знает, как сделать первый шаг. Если вы, как и я, поддерживаете феминизм, то Итан Мур будет рад вашей сексуальной персоне!
Нет, я передумал. Я буду жить! Сегодня сдохнет Деймон, а я попозже.
Хочу насладиться спокойной жизнью, когда этот придурок умрет. Хотя бы пару дней.
Вижу, как на трибунах оживились девчонки, жадно разглядывая мою задницу и прикусывая губы. Они явно пришли сюда не из‑за большой любви к спортивным мероприятиям. Им просто хочется уйти после матча с каким‑нибудь спортсменом. И я их не критикую, это их дело, с кем и чем заниматься, но я пас. Только слепой не видел ту игру, на которой мое колено улетело куда‑то на галактику в созвездии Жираф[1]. И теперь все, что я замечаю в глазах смотрящих на меня вместо прежнего восхищения, – жалость. А меня не нужно жалеть. Да, я в один миг лишился всего: мечты, карьеры, будущего. Но я не жалок.
Ха, сказал мужик в костюме чирлидира.
Святое дерьмо.
Поворачиваюсь к Деймону и вижу за его спиной приближающуюся к нам Лукрецию. Ее угольно‑черные волосы, убранные в высокий хвост и подвязанные фиолетовым бантом, покачиваются в такт ее торопливым движениям. Лицо выражает недовольство. Темные брови нахмурены. А в карамельных глазах полыхает огонь.
– Ты не хочешь объясниться, что это сегодня было? – начинает она.
– Лукреция, выражай свои мысли яснее, – устало отвечаю я.
– Пожалуйста.
– Что пожалуйста?
– Лукреция, выражай свои мысли яснее, пожалуйста. Когда просишь о чем‑то, нужно не забывать о вежливости.
– Это все, что ты хотела донести до своего тренера?
– У‑ля‑ля, какая горячая штучка! – восклицает Деймон, делая вид, что тушит пожар пальцем на своем соске, выпирающим сквозь тонкую ткань футболки.
– Итан, я задала тебе вопрос. У тебя что, проблемы с памятью?
Деймон запрокидывает голову и начинает смеяться, а затем, поигрывая бровями, интересуется у нее:
– Это все из‑за переизбытка спермы в организме. Не хочешь помочь ему с этим?
Хочется в очередной раз закатить глаза, но Лукреция прожигает меня огненным взглядом, так что если я вдруг прерву зрительный контакт, перестав отражать ее атаки, то превращусь в пепел, и тогда из меня даже не смогут сделать чоризо после смерти. А я не хочу, чтобы моя смерть была напрасной.
– Сантос, сколько раз в день ты целуешь свое отражение в зеркале? – спрашивает Хоббит у моего друга, даже не глядя на него.
– Никогда не считал, но если тебе так интересно, то можешь провести со мной незабываемый день и помочь мне с подсчетами, – усмехается Деймон, а затем подмигивает. – А потом даже можешь остаться на ночь.
Не закатывать глаза становится все труднее.
– Лукреция, до игры меньше пяти минут, так что собирай команду, – проигнорировав тупые реплики тупого друга, командую я.
Она сжимает руки в кулаки и тяжело дышит. Ее лицо немного раскраснелось от гнева, а янтарные глаза стали совсем демоническими. Не удивлюсь, если эта крошечная девчонка вот‑вот явит миру своего внутреннего Росомаху.
– Пожалуйста, – пыхтит она. – Лукреция, собирай команду, пожалуйста!
– Разговоры с самой собой – первый признак шизофрении, – бросаю я и отворачиваюсь обратно к полю, показывая, что разговор окончен.
Она рычит и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направляется к команде, забавно размахивая при этом руками.
Ну, что за психопатка?
Глава 4
Искать хорошее в придурках –
самое то для дурочек вроде меня.
(с) «Страшно красив»
Лу.
– Джелаточка моя, ну что не так? – шепчет Вуди, проводя языком по моей шее. Я стискиваю зубы и пытаюсь от него отодвинуться, но он снова прижимает меня к себе и смеется. – Неа, не отпущу.
Моему терпению приходит конец, и я, уперевшись ладонью ему в грудь, со всей силы толкаю его. Глаза моего парня широко распахиваются, и он начинает хмуриться. Подрываюсь на ноги и начинаю ходить по раздевалке туда‑сюда.
После того, как наши регбисты разгромили Принстонскую команду, все игроки, чирлидеры и студенты отправились на вечеринку, устроенную в честь их победы, так что, сейчас в университетской раздевалке остались только мы с Вуди.
Но он что, и в самом деле еще смеет спрашивать, что не так?
Что ж, пройдемся.
Я ненавижу, когда он называет меня этими кончеными уменьшительно‑ласкательными названиями итальянских блюд. Нашелся тут Эдуардо Распелли[2].
Я ненавижу, когда он начинает засовывать язык мне в ухо, в рот, лапать при посторонних. Сюда же относятся пошлые жесты, намеки и всякие фразочки про то, как ему не терпится оказаться во мне.
Вся наша команда и вообще большая половина университета знает, в каких позах мы занимаемся сексом, потому что он болтает об этом на каждом углу. Вот только самое смешное в его историях то, что он не упоминает, что наш секс длится не больше пары минут. И этот самый секс бывает очень редко, потому что после шести тренировок в неделю с командой по чирлидингу и изнурительных тренировок в зале, чтобы иметь рельефное тело, он говорит мне «ни у кого нет времени на секс». Не то чтобы секс играл самую важную роль в отношениях, нет, дело не в этом. Я не похотливая самка. Но зачем трепать языком, что ты весь такой альфа‑самец? Ненавижу!
Я ненавижу его туалетную воду. Тысячу раз просила его не душиться ею, даже подарила ему ту, которая мне нравится, – вкусную, древесную, с нотками цитруса. Но он продолжает вонять чем‑то сладким.
[1] Созвездие жирафа – самая дальняя точка в космосе.
[2] Эдуардо Распелли – Итальянский ресторанный критик.
