Фею не драконить!

Я улыбнулась и позволила себя покормить. Почему нет? Горгулье приятно о ком‑то заботиться. Она же совсем домашняя и милая. А мне приятно, когда она проявляет эту свою заботу в мой адрес.

Скормив мне все нарезанные ломтики сыра и мяса, она спросила:

– Ну тиво? Холосе тепель? Или иссе?

– Хорошо. Спасибо, дружочек мой. – Я погладила ее по спинке, притянула к себе и чмокнула.

– Да лядно узь, – застеснялась она. – Новости лассказивать?

– Конечно! Как прошло общение с моими родными?

– Ой. Знаись… Они стланные. Некламанты все такие?

– Какие?

– Дотосьные. Я зе им колотко и тетко тиво‑то говолю. А они такие настойсивые! И спласывают, и спласывают. Дедуська у тебя стлогий. Такой, плямо – ух! Плямо как мой. Мой дедуська злюка быль. Его все боялисся. Но он потом тють‑тють вымел.

– Что вымел?

– У́мель.

– Не поняла. Что‑то особенное уме́л?

– Да нет зе. Не уме́л, а у́мель. Ну, мы – ледкий вымелсый вид. Вот он – вымел.

– А! Поняла. Вымер. Продолжай.

– Ну и все. А потом дедуська Хенлик написяль, сьто я настоясяя Монк и это холосо. И сьто ты молодесь. Потомуста устлоила сумаседсее, невелоятное и гландиозное сумасблодство. Воть. И иссе добавиль, сьто здет миня в гости. И сьтобы я заботиляся о тебе. А я и так заботюся, ты зе моя фейка.

– А что мама с папой? И пожалуйста, постарайся говорить четче, а то я не сразу все слова понимаю.

– А, эти ниссе так, – проигнорировала она в очередной раз мою просьбу перестать коверкать речь. – Милые. Спласывали, холосо ли ты кусаесь. И пледлагали закопать длакона, если он тебя обизяет. Но я им сказала, сьто у нас длакон холосый. Мама твоя спласывала, плислать ли тебе длагосенности. Я сказяла, сьто нинада. И сьто нас хвостатый музь тебе узе натял далить свои собстьвенные сокловисся.

– А братья как?

Зараза помолчала, а потом хихикнула. Это было неожиданно и странно. Хихикающую нечисть мне не доводилось видеть раньше.

А горгулья продолжала веселиться, даже морду лапкой прикрыла. Я ждала, с улыбкой наблюдая за ней.

– Холосие. Но смесьные. Хотять миня себе. Совелсенно сельезно пледлагали кутю взяток, сьтобы я к ним пелеехала.

– Та‑а‑ак! Сманивали, паршивцы?! – возмутилась я.

– Тють‑тють. Обисяли нотью на кладбиссе плигласить и показать упыля и нетисть.

– Они спятили? – растерялась я. – Зачем приглашать тебя на кладбище и обещать показать упыря и нечисть?!

– Интелесно зе.

Я моргнула, а потом рассмеялась. Горгулья захихикала еще сильнее, а потом призналась:

– Я зе тозе нетисть. Хотю на длугую посмотлеть. И я упыля никада не виделя. И зомби. Блатики сказали, у вас есть зомби и они слузят. Хотю зомби! Давай заведемь?

– Не надо, Зараза. Они частенько плохо пахнут и совсем неживые. Это грустно, особенно когда поднимают кого‑то из прежних слуг, которых хорошо помнишь за долгие годы службы. Это всегда по их желанию и просьбе, но все же… Мы с тобой лучше как‑нибудь без них, сами. Или заведем живых помощников.

 

Чуть позже, когда я отдохнула и пришла в себя, прочитала переписку горгульи с моим семейством. Посмеялась. Потому что писала Зараза в том же духе, что и самое первое послание. Это вызывало вполне закономерную оторопь и множество вопросов.

Но судя по всему, всем было весело. Чувствовалось, что даже дедушка начал получать удовольствие от происходящего. Раз уж не пожалел времени на столь долгий обмен вестниками. Да и папа. Обычно они всегда сильно заняты, и не так‑то просто добиться от них нормального общения. Им вечно некогда, поэтому предпочитают короткие фразы и максимально сжатые послания.

Братья же мои были в полнейшем восторге, чего и не скрывали. Леандр‑то уже знал о моей горгулье и сейчас просто был доволен прямым общением. А Жан‑Луи наверняка высказал брату за то, что тот не рассказал о моей питомице раньше, и отрывался сейчас в переписке. И таки да, эти охламоны, пользуясь возможностью, пытались сманить мою реликтовую и уникальную горгулью. Не удивлюсь, если они и дальше продолжат общаться с Заразой, уже минуя меня.

Прочитав все, зарядившись дозой позитива, я все же нашла в себе силы встать, принять ванну, переодеться в халат и тапочки и спуститься в кухню. Надо поесть горячего и выпить чая. И туда же перенесла всю стопку посланий от Эдгара.

Мы с Заразой поели тушеного мяса, которое я подогрела, закусили пирожными с чаем.

– Ну тиво, плиступаем? – нетерпеливо перебирала лапами горгулья. – Тиво писет нась втолой музь?

– Да, приступаем. Что же он нам там пишет?

Писал Эдгар Флавио Ланц много.

 

«Феечка, спаси! Ты получила послание? Твой муж».

 

 

«Феечка, это же я. Муж. Спаси!»

 

 

«Ты меня спасать будешь?! Муж».

 

 

«Не понимаю. Вестники до тебя дошли. Фея, отзовись. Муж».

 

 

«Феечка, ты помнишь, что у тебя есть муж? Спаси меня».

 

 

«Пишет твой муж. Помнишь, в храме? Я же с тобой браслетами обменялся. У меня неприятности».

 

 

«Фея, да отзовись же ты? Как там тебя зовут?»