Глубокий рейд, книга 2 «Голова»

«Ну пошли», – как будто Аким его уговорил идти с ним. Он как раз хотел уйти один, а Саня, он как та серая пиявка, что прицепилась к ткани КХЗ и которую без ножа не отодрать.

Они шли между столами, и чтобы отвязаться от Сашки, прапорщик вдруг остановился возле одного из столов, возле знакомых казаков, и, здороваясь с каждым по очереди за руку, говорит, обращаясь к Анатолию Коблякову:

– Толя, у меня к тебе разговор имеется…

А Сашка тоже встал рядом и слушает, и тогда Аким поворачивается к нему и говорит:

– Ну ты чего встал‑то… Ты же в уборную шёл?

– А, ну да… – и Саня послушно пошёл к выходу из зала.

А Кобляков спрашивает у Саблина:

– Ты насчёт новой сотни, что ли?

– Ну да, – отвечает Аким. – Меня командиром в первый взвод назначили, вот народ собираю.

– А что предложишь‑то, Аким? – интересуется Анатолий.

– У меня штурмовых мало, – говорит Саблин.

– Ну так я и в своём взводе в штурмовых, чего мне шило на мыло менять? – отвечает Кобляков с видимым сомнением. – Может, что поспокойнее предложишь?

– Слушай, Толя, ты приходи завтра в полк после оперативки, там и поговорим, – предлагает Саблин, а сам смотрит, вышел ли Каштенков из зала. И убедившись, что тот уже ушёл, заканчивает разговор: – Посмотрим, что ещё есть.

– Добро, – соглашается Анатолий.

На том они и расходятся.

Саблин проходит мимо туалетов, оглядывается и, пока нет никого на лестнице, быстро поднимается на второй этаж. А Юнь… она, конечно, ждала его… уже открывает ему дверь в свой кабинет, а сама выглядывает через его плечо, нет ли кого из персонала на этаже, не видит ли кто. А когда Саблин заходит к ней, так она сразу запирает дверь на ключ. И говорит ему, касаясь его головы:

– Тебя там ранили?

– Да нет, ударился, – врет Аким и после сразу целует её в губы. А Юнь нравится целоваться. Нравится. Она от этого млеет, начинает прижиматься к нему всем телом, не стесняется тереться о его бедро лобком и вообще ведёт себя не так, как его жена, не так, как положено казачкам, а потом, когда он начинает задирать ей юбку, отрывается от его губ и шепчет, предупреждая его:

– Юбка светлая, на ней всё видно, аккуратней.

И тут же помогает ему снять с себя красивое, опять же такое, какое казачки не носят, белье… И после она добавляет:

– И причёску не трогай. Я волосы полчаса собирала.

А жаль, ему нравятся её волосы.

***

Потом она тщательно осматривает себя в зеркало и, поворачиваясь к нему задом, спрашивает:

– Ничего там нет? На юбке?

– Да всё чисто у тебя, – говорит Саблин, закуривая и разглядывая юбку на крепком заду Юнь.

Фу, он переводит дух, а Юнь всё вертится перед зеркалом и улыбается. А Саблин думает, это она улыбается оттого, что он к ней заглянул, но ничего ей не говорит, и тогда она начинает сама:

– Позавчера в лавку ходила. Юбку надела, пыльник новый, перчатки новые… Всё, что ты мне купил.

Аким чувствует что‑то нехорошее, молчит и слушает внимательно, Юнь продолжает:

– Бабы ваши, что были в лавке, глаза таращат, жабы болотные, от зависти они у них аж вылазят, – она смеётся.

– А что, у тебя некого было в лавку послать? – говорит ей Аким.

– А я сама люблю туда ходить, – с вызовом отвечает ему красотка и начинает красить губы, приблизив лицо к зеркалу, а закончив, удовлетворённо продолжает: – А я ещё руку специально опущу, чтобы браслет было видно… Вот их распирает там, ты бы видел… – она качает головой, как будто чем‑то восхищается. И тут он слышит те слова, которые очень не хотел бы слышать от неё: – В тот раз там Настя твоя была, тоже глазела… Ну, хоть молча… – Юнь всё ещё не отходит от зеркала. – Не шушукалась, как другие дуры.

Хозяйка чайной и вправду хороша, по‑настоящему красива, она оправляет юбку, не отрывая глаз от своего отражения, и выглядит точно как жёны офицеров, старших офицеров. И на красивом лице её гримаса дурного бабьего самоуверенного превосходства. И ему, надо признаться, хочется ещё побыть с нею, но нужно уже идти вниз, а то Сашка ещё искать начнёт. Он встаёт и, не затушив сигареты, подходит к женщине и целует её в шею. А она и говорит ему:

– А, забыла сказать… Елена звонила. Вчера.

– Какая ещё Елена? – не понял Саблин.

– Ну, из Преображенской, – напоминает ему Юнь. – Ну помнишь, мы в магазине у неё были? Ты меня туда водил.

– А‑а… – вспоминает прапорщик. – Ну и чего хотела?

– Да за девицу просила, помнишь, я ей обещала?

– И теперь просит её пристроить на работу? – догадался Саблин.

– Да, – отвечает Юнь и поворачивается к нему, – просит дать ей работу на полгода. Ну и присмотреть за нею; она бестолковая, Лена сказала, влюбчивая… А потом всё там у них утрясётся, и девица та вернётся обратно.

«Лена сказала», – отмечает про себя Саблин, – один раз виделась, один раз по телефону поболтала, и уже «Лена». Быстро у них всё».

– Ещё про тебя спрашивала, – добавляет Юнь.

– Про меня? – настораживается Аким. – И чего спрашивала?

– Спрашивала, вернулся ли ты, но ты‑то ещё в болоте пропадал, я сказала, что нет, она тебе привет передала. И всё…

– Ясно, – ответил Аким, почесал подбородок и подумал, что с этой Леной‑Еленой ему ещё придётся встретиться.

***

– А ты где был‑то так долго? – спросил у него Каштенков, когда прапорщик наконец вернулся за стол.

– Тебе что, подробный рапорт написать с отбивкой по часам? – в ответ поинтересовался Саблин.

– Хе‑хе… – смеётся замкомвзвода. – Не надо мне рапорта, рапорт завтра будешь писать Коротковичу. А пока давай выпьем, а то я жду тебя, жду, не пью…

Они посидели ещё немного, и в заведение пришёл Юра Червоненко, а за ним появился и Коля Кульков. Червоненко обижался, дескать, пришёл из рейда и даже не сказал никому. Не позвал, не позвонил, про рейд не рассказал.

– А то ты его первый год знаешь, – говорит Каштенков Юрке. И в словах его тоже был упрёк. – Если бы мне Ряжкин не позвонил, я бы тоже не знал, что они вернулись.

Аким думал уже было уходить, хотел делами по дому заняться, но тогда товарищи совсем обиделись бы, и пришлось ему остаться и рассказать, как ходили в рейд, тем более что богатый Юрка угощал.

Как тут уйти? И просидел он в чайной до вечера. Пока в чайной не появился Олег.

– Ты чего? – Саблин сначала подумал, что произошло что‑то. Но потом понял: – Мать прислала, что ли?

– Да, она… Она просто сказала посмотреть, тут ли ты, и всё, – говорит ему сын.