Громов: Хозяин теней – 2
В ту ночь мы ночевали в каком‑то старом, полуразрушенном доме, что скрывался в буйной прибрежной зелени. В доме воняло сыростью и тленом. На чердаке шуршали крысы. Особо наглые и высовывались безо всякой боязни. Они пробегали по балкам, останавливались, и в полумраке казалось, что крысиные глаза светятся красным.
Метелька, который выбрался из приюта сам, благо, он мало кого интересовал, забившись в угол шёпотом рассказывал истории про крыс, которые взяли и сожрали целого человека.
Или даже не одного.
В общем, та ночь прошла весело. Зато едва ли проклюнулся рассвет, появился Еремей с одеждой, бритвой и документами.
– На Менск поедем, – сказал он, когда я пытался затянуть ремень. За прошедшие дни Савка изрядно похудел, и потому на ремне не хватило дырок. Впрочем, гвоздь и камень проблему решили.
– Веришь Сургату?
– Нет. Но и да. Про Моровских слухи доходили. И если всё так… можем и не успеть.
– А позвонить? Предупредить?
– Я с Евдокией поговорил. Она звонить пыталась. И письма слала. С письмами ладно, могли и не дойти… звонки тоже.
– Как?
– Обыкновенно. Если готовят такое дело, то своего человечка на почте заведут, а тот уж всю корреспонденцию поглядит, кроме разве что курьерской или коронной. И уберёт ненужное. С телефоном так же. Заплати телефонистке, и лишние звонки, скажем, дальние или с определенного направления, не дойдут. Перекинет их не на нужную линию, а на какую другую, где свой человек сидит. Или ещё как. А если что, можно будет на обрыв линии списать. Или вон… почта тоже всякое‑разное теряет. Нет, отсюда пробиваться смысла нету. Ехать придётся. И на месте решать.
Через Менск.
– А если следить кого отрядит? – подал голос Метелька, которому новая одежда глянулась. – Сургат?
– Всенепременно отрядит… не сам, так его дружок озаботиться… в общем, не забивайте голову. Нам двигаться надо.
И двинулись.
До города Еремей на машине довёз, а её уже бросил близ вокзала, прихвативши лишь замызганный рюкзак с нехитрым своим добром. Ну и нас с Метелькою.
Глава 6
«Таким образом, при неуклонном соблюдении этого правила гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию»[1].
Из доклада министра просвещения Деянова
На вокзале было людно.
Да и сам вокзал этот такой… непривычный, что ли? Низенькое строение мышино‑серого цвета, но с четверкой колонн и портиком, на котором красовался имперский орёл. Длинные платформы и характерный запах разогретого колёсами железа. Дым. Суета.
Крики.
Носятся мальчишки‑газетчики, орут, но чего – не разобрать. Важно шествует баба с лотком и парой сумок. В сумках, заткнутые тряпьём, чтоб не выстывали, лежат пироги, которые она время от времени докладывает на лотки. Чуть в стороне гуляет ещё одна, ревниво поглядывая на соседку.
Суетятся грузчики.
Кто‑то волочёт огромный, едва ли не больше его самого, чемодан. Кто‑то тележку тащит, на которой этих чемоданов целый выводок, да ещё и клетка. И тут же крутятся мальчишки, явно примеряясь, можно ли стянуть чего. Дворник в замызганном фартуке, заприметивши эту стайку, грозит им метлой, и мальчишки отступают, теряясь средь народу.
А тут людно. И если за нами следят – а я готов поклясться, что следят – то кто, не поймёшь. Тень в такой толпе выпускать бесполезно, только потеряюсь, отвлёкшись.
– Рядом, – в который раз повторяет Еремей. И я спешно поправляю очки, выданные мне с прочим облачением.
Ну да, глаза у меня странные.
Приметные.
И мы идём. Еремей, что подобно ледоколу рассекает толпу, и следом, в фарватере, мы с Метелькою тащимся.
– Это, – долго молчать Метелька не способный. – Вона, видишь? Это «Стрела». Она прям на столицу идёт…
Поезд, причаливший к первой платформе, выделялся узорами на железной морде своей, витиеватыми львами на боках и всенепременными гербами, с которых даже золочение не пооблезло. Ну или не потонуло под слоем гари.
– Там только вагоны первого и второго классов, – продолжает нашёптывать Метелька, впрочем, не отставая от Еремея. – Вона… те, которые синие, это первый. Только для чистой публики. Даже купцов, говаривают, не всяких пустят, если только первой гильдии… ну или есть медалька почётного гражданина. А ежели нету, то пожалте во второй. Вона, рыжие, видишь?
Вагоны поблескивали на солнышке. Широкая боковина ближайшего была открыта, и человек в форме, полусогнувшись, с видом прелюбезным, что‑то втолковывал серьёзных форм даме.
– А нам?
– А нам не на «Стрелу», – отозвался Метелька, не без труда оторвав взгляд от вагонов с их показною роскошью, внешнею позолотой и вензелями. – Нам вона… туда.
Наш поезд был куда как попроще. Невысокий, какой‑то вытянутый локомотив, черный то ли от краски, то ли от покрывавшего его слоя копоти. Обязательные орлы и те едва угадывались на боковинах. Тут вагоны были зелеными и мышасто‑серыми[2].
Людей здесь было куда как поболе. Толпа растянулась вдоль поезда, ничуть не опасаясь, что соседний, та самая «Стрела» может тронуться. Детишки и вовсе без страху заглядывали под колёса, не удивлюсь, что и лазили там же.
[1] Цитата из циркуляра, более известного как «циркуляр о кухаркиных детях», оставлявшего возможность поступления в гимназии и прогимназии, а значит, и получения иного образования, детям лишь некоторых сословий не ниже купцов 2‑й гильдии. Также вводились ограничения на поступления в гимназии и высшие учебные заведения евреев.
[2] В дореволюционной России вагоны, вне зависимости от того, находились они в государственном или частном владении, окрашивались в зависимости от класса. Первый – синим, второй – оранжевым, третий – зелёным, а четвертый – серым. Существовали также вагоны‑миксты, в которых объединяли, допустим II и III классы, или III и IV.
