Громов: Хозяин теней – 2
– А нам в какой вагон? – поинтересовался я у Еремея.
– Третьего классу, – отозвался он. – Сейчас глянем, где не сильно людно…[1] Куда прёшь, дура?!
Это адресовалось юркой бабёнке, что попыталась протиснуться вперёд. Та отскочила в сторону и разразилась бранью, впрочем, тотчас переключившись на кого‑то другого.
В вагон мы всё‑таки забрались.
Был он длинен и узок, тёмен, поскольку окна здесь оказались мелкими да и те из дурного, мутного стекла. И света сквозь них почти не проникало. А ещё в вагоне курили.
Прямо внутри.
И без того насыщенный ароматами человеческого пота и иных, не самых приятных запахов, воздух пропитывался и табачным дымом. Казалось даже, что сам вагон наполнен седым густым туманом, в котором лишь отдалённо угадывались силуэты людей.
Еремей, минув пяток лавок, остановился возле одной, на которой устроился тощенький мужичок с сигареткой.
– Сгинь, – велел ему Еремей, и мужичок подчинился, прихвативши с собой грязный тюк. – А вы, оглоеды, двигайтесь к окошку, там, глядишь, и приоткрыть выйдет.
Вышло.
Правда не с первого разу, потому как что‑то заело, но Еремей справился.
Чтоб вас всех. Да тут доехать и не задохнуться – само по себе квест. Вагон же продолжал наполняться людьми.
– А я говорила… говорила, надобно раньше! – нервный женский голос раздался где‑то вдалеке, и тотчас стих, перебитый сочными матюками.
Да уж, публика собралась разношёрстная. Хотя рядом с нами и не рисковали садиться. Подходили, но завидевши грозную фигуру Еремея в шинели, на которой он для этакого случая повесил пару медалек, убирались подальше.
– Извините, – а вот невысокий господин в неплохом костюме решился. – Вы не станете возражать, если я рядом присяду? Мне недалеко, до Подлесской… часа через два, на станции, пересесть попробую.
Он изобразил улыбку. И вышла та какою‑то неловкой.
Нам ехать два дня. Интересно, а спальные места здесь как? Подозреваю, что совсем не так, как дома.
– Как‑то непривычно… – господин осторожненько опустился на краешек скамьи. – Обычно я вторым классом путешествую, но вот сегодня, представляете, сказали, что мест нет! Но обещали, что на следующей станции кто‑то выходит, и место образуется. Нет, ну вот как так‑то? Я ж по делу государственному, а не по какой прихоти. Они же мне – мест нет!
И в голосе его послышалось искреннее возмущение.
Я подвинулся и Метельку дёрнул, который подсел поближе. Мелькнула мыслишка, что этот господин не просто так объявился, что он в своей гладкости и неказистости, просто притворяется, а на самом деле – это шпион, Сургатом посланный.
Или Синодом.
Нет, этак недолго форменным параноиком стать.
– Случается, – Еремей окинул господина взглядом. – Еремей. Волков. Воспитанники мои.
Имён называть не стал.
– Какие очаровательные отроки… сироты? Ах, простите… Лаврентий Сигизмундович Тоцкий. Титулярный советник. А вы из военных будете?
Вагон продолжал наполняться людьми. Мимо прошествовало семейство, возглавляемое лохматым мужичком в высокой шапке и отчего‑то – в шубе. За ним, склонив голову так, что и нельзя было разглядеть лица, семенила баба и четверо детей, старший из которых уже был изрядно выше матери. Женщина и дети волокли тюки, а один – и корзину, из которой вытягивалась змеиная шея гуся.
– Бывший. Вы не переживайте, Лаврентий Сигизмундович, – иным, спокойным тоном, произнёс Еремей. – Сейчас от людишки зайдут, обсядутся. Кто понизу, кто наверх залезет…
Вторые полки тоже имелись.
– Лишних не пустят.
– Это да… это конечно… всё одно суета несколько непривычна, – Лаврентий Сигизмундович открыл массивный саквояж и вытащил платочек. – Признаться, жалею, что в партикулярном путешествую. Глядишь, одел бы мундир, оно бы и уважения прибыло, пусть даже ныне и без него дозволено, ежели в дороге‑то. Хотя, конечно, странно, что не пустили. Мол, мест нет. Я же вижу, что два вагона второго класса, а вместо третьего, который должен быть, синий прицепили. Сколь себя помню, то никогда‑то на этом направлении отдельно первый класс не цепляли. Публики на него нет‑с… а тут вот… и стало быть, во втором уплотнение приключилось. И мест нет‑с. Я им, стало быть, как так‑то? А мне – вот так. Я уж и в первый согласен был, только… тоже не пустили. Заявили, мол, либо оставайтесь и ждите завтрашнего, или езжайте третьим, а там, глядишь, случится оказия пересесть. Я и подумал, что ждать – оно как‑то вот неправильно. Меня встречать будут. Люди. Неудобственно получится. Вот и рискнул… до следующей станции. А представляете, меня там ещё, на перроне, какая‑то… особа женского полу обложила матерно!
В его голосе было такое искреннее удивление, что Метелька скривился, с трудом смех сдерживая.
– А ещё один в спину пихнул, так едва ли не под колёса! Этак до беды недалеко. Возможно, вы слышали? В прошлом месяце человек один так под поезд и угодил. Правда, обходчик и нетрезв был, но… боюсь я ездить.
– Почему? – не удержался я.
– Так ведь… если представить… вот эта вот конструкция вся, она ж ненадёжна. Громыхает и железо… и аварии… вы вот страховались?
– Нет, – за меня ответил Еремей.
– А я всегда‑с… всегда‑с страхуюсь. Покупаю прямо в кассе и с билетом. Очень удобственно. И ежели чего, то матушке моей хоть какое вспомоществление выйдет.
– Чего? В смысле, вы сказали «ежели чего». А чего может быть? – мне сложно удержаться от вопросов.
– Всякое, молодой человек. Всякое. Вот взять хотя бы кукуевскую катастрофу? Слыхали?
– Нет, – мы с Метелькой одновременно покачали головами.
– Вот… а дело‑то известное. Насыпь размыло, и рельсы под тяжестью поезда поползли, да прямо в овраг. Там пассажирские вагоны и потонули[2], прямиком в жиже, которая на дне… мир душам их, – он перекрестился и с немалым энтузиазмом продолжил: – А про крушение на Эльве?[3]
[1] В ту же эпоху билеты продавали не только без указания номера вагона и места, но изначально даже без указания даты и номера поезда. Общих баз не существовало, поэтому нельзя было предугадать, есть ли в проезжающем мимо поезде свободные места. Так что уехать куда‑то было отдельным квестом. Хотя в вагонах I класса часть мест изначально держали пустыми, чтобы была возможность подсадить важного человека.
[2] Одна из самых крупных катастроф в истории России. Произошла на Московско‑Курской железной дороге в ночь на 30 июня. Сильный дождь вымыл чугунные трубы из насыпи, проложенной через овраг, на дне которого находятся ключи. В итоге багажный и пассажирские вагоны провалились. В результате крушения погибло 42 человека, 35 было ранено.
[3] 1 мая на перегоне Бокенгоф – Эльва поезд, перевозивший два батальона 95‑го пехотного Красноярского полка в город Юрьев, сошел с рельс. Сильный ливень размыл полотно, и на одном из участков под тяжестью паровоза рельсы сдвинулись. Локомотив с багажными вагонами сошёл с полотна. Следующие вагоны начали наскакивать друг на друга, образовывая завал. Ситуацию усугублял тот факт, что рядом было топкое болото, куда попали многие солдаты.
