Громов: Хозяин теней – 2
Мда. И снова не понимаю, много это или мало.
Свои деньги, припрятанные в приюте, я, точнее Метелька, которому это и было поручено, передал Еремею. Так оно и толку больше, и сохраннее.
– …но берут не просто так, а… – Метелька продолжал вещать что‑то там про советников, точнее титулярных советников, потому что были и другие, а я разглядывал городок.
Вокзал здесь располагался на возвышении, а потому сам город с растекающимися улочками, разрезавшими разнокалиберную массу домов, был неплохо виден. Блестели на солнце купола храма, издали казавшегося белоснежно‑сахарным. Его окружали такие же белые, будто ненастоящие дома.
– Что за место?
– Вилецк, – пояснил Метелька. – Так, мелкий городишко…
Чистый.
Или это издалека кажется? Вон там и зелень клубится, пусть и серая в моих глазах, но я‑то знаю, что она зелёною быть должна. А средь неё проглядывают черепитчатые крыши. И только где‑то совсем уж далеко, почти спрятанные в туманах и их же плодящие, прорисовываются трубы заводов.
Вокзал здесь был под стать городу, небольшой и опрятного виду.
– А где они всё‑таки? – я покрутил головой, шею разминая. Ни Еремея, ни Лаврентия Сигизмундовича на станции не наблюдалось.
– Обедать пошли, – Метелька скорчил гримасу. – В ресторацию. А нам вот… сказал, чтоб пирогов взяли. Будешь?
– Буду, – я прислушался к себе и понял, что действительно буду, желательно, чтоб побольше и с мясом. – А не опоздают они с ресторацией?
– Нет, тут час стоит. Так что можем и прогуляться.
Не то, чтобы сильно хотелось, но делать всё одно было нечего. Пирогов мы прикупили у толстой одышливой тётки, которая заверила, что пироги найсвежайшие, а заодно уж налила домашнего компоту. И если не придираться, то получилось не хуже, чем в ресторации.
Есть мы устроились тут же, на лавочке, чтоб поезд из виду не выпускать. Метелька, хоть и храбрился, но явно опасался, что тот уедет, а мы вот останемся.
Жевали.
Глазели.
На поезда, что вытянулись по рельсам – помимо нашего стоял ещё один, столь же неказистый, хотя с вереницей блестящих свежей краской вагонов. На пухленькое, какое‑то одновременно и пышненькое, и простоватенькое здание вокзала, украшенное огромными часами. На дворника, который придремал под этими часами, опираясь на метлу. На публику, что прогуливалась взад‑вперёд по перрону.
Разные такие.
Дамы в нарядах и шляпках с пёрышками. Серьёзные господа. И тут же – молодчики в кожанках, что держатся своею компанией. Серьёзная особа с четырьмя разновозрастными детьми, ходившими за нею едва ли не строем. И парочка девиц со взбитыми в пену кудрями и одинаковых платьях, в крупный горох. Девицы походили на кукол. И яркая помада, из‑за которой мне их губы казались чёрными, лишь усиливала сходство.
– Небось, телефонистки, – важно сказал Метелька. – Не учительки точно. Тем так красится неможно. Но и не из рабочих. Так что или телефонистки, или стенографистки.
– А те?
– Студенты, наверное. Ну или молодые… эти… которые по направлению. Мастера. Но не военные.
Военных на станции тоже было много, даже как‑то чересчур.
– И не благородные, – продолжил Метелька.
– Почему?
– Без оружия. Вона, поглянь… на того от, в костюмчике…
Мужчина, на которого указал Метелька, стоял, опираясь на ограду, и курил. И на первый взгляд в фигуре его не было ничего‑то приметного. Ну костюм. Ну дорогой, похоже…
Пистолет.
Он почти и не виден. И значит, что кобура, что пиджак шиты с учётом ношения этого вот пистолета.
– Это ещё дарники могут без оружия. Иные вовсе им брезгуют, мол, сила дана и этого хватит.
Господин докурил и бросил взгляд на часы. Перевёл на вокзальные. Поморщился.
К нему подбежал паренёк видом попроще. И тоже при оружии. Тут пиджак сидел кривовато, а потому пара пистолетов, что слева, что справа прорисовывались чётко.
– Кто‑то важный едет, – сделал вывод Метелька. – Поглянь, сколько военных. Никогда столько не видел, чтоб сразу… и главное, унтеров почти столько же, сколько нижних.
Военные расхаживали по перрону перед вагоном первого класса. Два, четыре… дюжина. А ещё внутри будут. Конвой? Нет, скорее сопровождение.
Чьё?
Не важно. Главное, нам туда лезть не стоит. Я мысль озвучил, и Метелька согласился:
– А то… может, министр какой…
– Или государь?
– Скажешь тоже, – на меня поглядели снисходительно. – У государя собственный поезд есть. Чего ему в общем трястись‑то? И у государыни. А у Великих князей – вагоны. Их бы тогда прицепили, а наши б отцепили, чтоб мы харями своими путешествие не портили.
К господину в костюме бодрым шагом приблизился человек в мундире. Вот… надо и с чинами разбираться местными, потому как профессор чего‑то там рассказывал, но я усвоил лишь, что гражданские от военных отличаются. А вот чем и как – это мимо прошло.
– Может, конечно, князь императорской крови… – задумчиво произнёс Метелька.
– А это не то же самое, что великий?
– Не‑а…
Военный что‑то рассказывал гражданскому, а тот с каждым словом всё больше мрачнел и кривился.
Вот интересно, о чём речь. И не припомню я на станции отправления такого количества военных. Хотя… я там не сильно и приглядывался, если честно. Да и что в толпе разглядишь.
– Великий – это который ближняя родня государю, – Метелька щурился на солнышко и пирог жевал. – А вот который императорской крови[1] – тот родня, но дальняя. Им и деньгов меньше положено. Ну и дар родовой послабже. Они только в городах второго аль третьего рангу могут сидеть.
[1] Введён Именным указом императора Александра III 24 января 1885 года. К началу 1880‑х годов дом Романовых весьма разросся. А каждый великий князь по законам требовал денежного содержания и особых почестей. Титул был введён после того, как первый внук одного из императоров, Константин Константинович, вступил в брак в 1884 году. Его первенец Иоанн Константинович, родившийся в 1886 году, первым получил титул князя императорской крови с титулом высочества.
