Громов: Хозяин теней – 2
– Квартиры погляди.
– Громов…
– Я не шучу, – отвечаю ей. – Если так‑то… рассматривай это как моральную компенсацию. И Викусе скажи… жену его и сыночка я видеть не хочу, но раз уж так… то пускай сами разберутся, кому и чего для счастья надо. Соври там чего‑нибудь.
– Ты точно в порядке? Хотя… чего это я…
Мы выехали на главную аллею. Вон и больничка видна. Не сказать, чтобы красивая. Всё‑таки этим зданиям не достаёт индивидуальности, изящества там. Коробка коробкой. Серая. Какая‑то запылившаяся будто. Да уж… мне сейчас только вопросами эстетическими заниматься.
– Знаешь… а и посмотрю. И скажу, – Виолетта тряхнула головой и тяжёлые серёжки её качнулись. – Не знаю, что ты за это попросишь, но проси с меня. Детям… не надо им с тобой знакомиться. Ни к чему оно… но я ради них хоть голышом спляшу.
– Ты себя в зеркале видела? У меня нервы слабые для таких ужасов.
Виолетта захохотала, и как‑то в этом смехе мне снова послышался тот, давний, девчачий совершенно. И радостный‑радостный, со щенячьим подвизгиванием.
А мне ведь нравилось.
Я и на рынке‑то её узнал не случайно, а потому что приглядывал. За нею вот. За ними. Адресок знал. И повадился навещать. Сперва вот как Метелька с мыслями о мести носился, что дурак с писаной торбой. Потом сменились другими, когда вверх пошёл, что, мол, явлюсь такой распрекрасный, на тачке, весь в коже и золоте. Деньжат швырну, мол, на бедность, а сам гордо удалюсь в закат.
А они будут смотреть и страдать, кого потеряли…
Бестолочь.
И смешно, и горько. И не понять, на кой мне в тех прошлых делах ковыряться. Это как кожицу с ран сдирать, которые только‑только затянулись. И больно, и бессмысленно. А всё одно тянет.
– Мог бы и соврать, – отсмеявшись, сказала Виолетта. – Да ладно… если серьёзно, то оно и вправду… никто не виноват, но и невинных нет. Как‑то оно… обычно, Гром. Как всегда по жизни.
– Я и не думал, что вас задеть может, – признался, когда уже показалось и крыльцо. – Погоди… не хочу туда назад. Тут оставь.
– Нет уж, где взяла, туда и верну. А не думал… ты просто не привык. Это я теперь такая мудрая, опытом пожёванная… если так‑то, откуда тебе знать? Ты всегда был один. И раньше. И после уж… ты даже про Ленку свою не особо задумывался, хотя, наверное, она единственная, кого ты любишь. Если ты вообще любить способен.
– А ты и про Ленку знаешь.
– Ещё бы. Викуся изнемогся весь, когда про женитьбу услышал. У Таньки истерика. Она уж всерьёз твоё состояние расписывать начала, на что тратить. А ты взял и женился. И правильно… столько лет ей в душу срать. Так хоть после твоей смерти компенсация будет.
– Я не…
– Ты не таскал её с собой на разборки? Не подставлял никогда? Или может, не находил себе других баб, когда она надоедала? Ты когда‑нибудь думал вообще, каково ей?
– Я…
Не думал.
В голову как‑то не приходило задумываться о таком.
– То‑то и оно, Громов… не думал. Ни о неё. Ни о нас. Хотя ведь мог бы. Охрану приставить. Вывезти куда. Да и просто предупредить, чтоб убрались и пересидели в тихом месте. Но тебе ж в голову не пришло. Ты в принципе не способен думать о других людях. И это не твоя вина. Скорее часть твоей натуры. Ты из тех людей, которые заведут козочку, будут её холить‑лелеять, гулять и баловать, золотыми побрякушками украшать, а в голодный год, глазом не моргнув, сожрут. И не поймут, чего не так сделали.
Виолетта вздохнула.
– Поэтому заводить лучше котиков, – ворчу я.
– Не обольщайся. Котика ты тоже сожрёшь, не поморщившись. Ладно, извини. Может, перебарщиваю. Может, ты изменился, но… просто вот… вырвалось как‑то. Эх, не так надо себя вести с умирающим богатым родственником… не так…
Она передала коляску подошедшему охраннику.
– Не знаю, что за блажь тебе в голову пришла, но я даже рада, что ты позвонил.
– Заходи…
– Как‑то… неудобно, что ли.
– Серьёзно. Хочешь одна, хочешь с детьми… племянники как‑никак. Или с Викушей… скажи, издеваться не стану. Ну и с квартирами… с чем‑чем, а с такой ерундой помогу. И Ленке скажу…
Я подал руку.
И Виолетта коснулась её осторожно, будто до конца не веря.
– Ты знаешь, что если я решил, то так оно и будет, – говорю, глядя в её глаза, и вижу в них… тень? Нет, мерещится. Просто Виолеттка стоит так, боком. – Так что лучше сама выбери, а то ж я могу и на свой вкус…
– Вот‑вот… куда ж Громов и без угроз, – сестра убирает руку.
И тень исчезает.
– Увидимся, – говорит Виолетта более уверенно.
– Не спеши, – сказал я охраннику, который явно готов был отправить меня в палату.
Я смотрел Виолетте в след, но… ничего. Тень показалась? Или уже просто я настолько хочу её увидеть, что сам себя накручиваю.
– Ладно, поехали…
И коляска развернулась. Надо будет и завтра выбраться, раз уж можно. Ну или выпустят. Не стоит действовать докторам на нервы лишний раз.
В больнице воняло.
Вот вроде и место приличное. Всюду красота, чистота. Полы сияют. Потолки сияют. Медсестры, что характерно, тоже сияют. А вонь есть.
Стоп.
Это не совсем вонь. Точнее запах обычный, больничный, из смеси чего‑то донельзя стерильного и лекарств. Но в него примешивается иной, знакомый, лилейный.
– Погоди, – приказываю и охранник послушно замирает прямо посреди холла. А я закрываю глаза и пытаюсь понять, откуда тянет треклятыми лилиями. Цветы? Цветов здесь много. Вон, и в горшках огроменных какие‑то кусты торчат, и в вазах. Причём цветы живые, словно тем самым пытаются подчеркнуть элитность места. Но лилий среди них нет.
