Громов: Хозяин теней – 3

Сиси и та отвечала мало и односложно. И лишь коробка, перевязанная розовым бантом, вызвала у неё искреннюю улыбку. Впрочем, та коробка была тотчас унесена до крайности недовольною Матрёной. Надеюсь лишь, что вернут.

В общем, когда ужин подошёл к концу, кажется, все выдохнули с облегчением.

Проводы тоже не затянулись надолго. И дед, глядя как растворяются в сумерках машины, произнёс:

– Я тобой доволен.

И от похвалы приятно.

– Они не слишком рады, – ловлю момент, чтобы выразить опасения. – Генеральша… и Матрёна.

Дед фыркнул.

– Матрёна – дура.

– И говорит много, – согласился я с определением. – А вот то, что она говорит, мне совсем не нравится. Думаю, что даже при её глупости, её многие слушают… эту помолвку расторгнут при первом удобном случае.

Дед повернулся ко мне.

И кивнул.

– Именно. Потому она и скреплена не только словом, но и силой.

Стало быть, не примерещилось.

– Георгий тоже всё понимает прекрасно. Так что, как‑нибудь дотянем. Главное, повода не дай.

Знать бы ещё, как и чем этот повод даётся‑то.

Но я кивнул.

И заметил:

– Татьяне сказать надобно… узнает от кого иного, ещё больше обидится.

– Это да… верно… скажу. А ты вон, найди Тимофея, как бы он опять…

Я и пошёл искать, благо, тень на вопрос отозвалась сразу и место выдала.

Пруд.

Чёрная вода. Листья кувшинок и какой‑то травы, что растёт со дна, протыкая гладь тонкими стеблями. Пахнет илом, тиной и сыростью. Берег тёмен, вода забирается по всклоченным кудрям клеверов, до самой лавки доползая. Ну а братец на ней сидит. показалось даже сперва, что придремал, но нет. Вон, повернулся, скользнув по мне взглядом, и руку поднял. Но как‑то… будто через силу, что ли.

– Уехали? – спросил он.

– Сбежал?

Сразу после ужина, пока мы там прощальные танцы танцевали.

– Да… ноет… не хватало при людях упасть, – он потёр ногу.

– Размять?

– Сам справлюсь. Дед послал?

– Он.

– Скажи, что всё нормально…

Ни хрена оно не нормально.

– Скажу, – соглашаюсь, устраиваясь рядом. А что, лавка большая, места хватит. – Потом… а пока ты мне скажи.

– Что сказать?

– Ну… например, скажи, почему мы в такой заднице?

– Что за выражения, мелкий, – Тимоха взъерошил голову.

– Какое положение, такие и выражения, – я вывернулся из‑под руки. – А то выходит, что жопа есть, а слова нету.

– Примерно так.

– Только другие говорят. Та же Матрёна…

– Нашёл специалиста.

– Ладно, она дура, это я ещё когда понял. Но ведь она не сама придумывает. То есть, придумывает тоже, точнее додумывает, однако основу берет не сама. У неё мозгов не хватит, чтобы вот так. Значит, где‑то услышала. Среди прислуги? А та откуда? Сомневаюсь, что чьей‑то прислуге мы сами по себе интересны. Там скорее будут услышанное от хозяев перепевать.

– И в кого ты такой сообразительный?

– В папу с мамой, – огрызнулся и сразу мысленно отвесил себе затрещину. Не та эта тема. Или… вон, Тимоха чуть поморщился, но не отвернулся как всегда. А может, как раз… – Тим… если вот… я чего не того ляпну, то извини. Я же дикий. Невоспитанный.

– Воспитаем, – хмыкнул братец.

– Скажи… тема неприятная, но… та давняя история… когда хмарь… и все вот…

– Умерли?

– Да. Ты не думал, что…

– Оно неспроста? Я тогда, честно говоря, не особо понимал, что произошло. Нам с Танькой никто ничего и не говорил. Помню, радовался очень поездке этой. Тут же… не то, чтобы скучно было… не было. В доме всегда людно. И есть с кем играть. Школа тоже своя была. Детей хватало, – он смотрел на воду, и я не спешил тревожить. Хорошо, что он говорит об этом. – Но отец сказал, что мы переедем скоро. В Петербург.

– Так сразу и…

– Как я понимаю, не сразу. Ты… видишь ли, это сейчас с тобой и дед возится, и Еремей.

И он с Татьяной, которой выпала высокая честь учить нас правилам этикета, а заодно грамматике с арифметикой. И если в последней я соображал худо‑бедно, то Метелька плавал конкретно.

А местная грамматика и меня уделывала.

И это не говорю о каллиграфии, без которой тут тоже жизни не мыслят. А у меня почерк такой, что я сам собою написанное с трудом читаю.

– Тогда же… у меня был наставник, который и занимался. У Таньки – нянечка, но гувернантку тоже присматривали. Мама даже с кем‑то переписывалась. Я и про переезд‑то узнал, потому что она отцу письма претенденток показывала, а он отмахнулся, что нет смысла здесь искать, что в Петербурге выбор больше и даже в агентство можно обратиться, а не самой объявления в газетах перебирать. Я вообще родителей видел дважды в день. Первый раз – за завтраком. Таньку и к нему по малолетству не допускали. А второй – перед сном, когда мама приходила пожелать спокойной ночи.

Да уж. Вовлечённое воспитание.

– Ещё когда случались… проказы там. Или наоборот, отец приходил к учителям, чтобы оценить успехи или лично проэкзаменовать.

Ну да. И делиться планами с Тимохой никто не стал бы. Но дети, как я теперь понимаю, видят куда больше, чем представляется взрослым.

– Они и дом выбирали… мама ходила такая довольная. А потом вдруг всё изменилось. Мы жили в гостинице. Я с Танькой в детской. За нами обеими няня смотрела. Гувернера, как понимаю, решили с собой не брать. Вот… хороший был дядька. Почти как твой Еремей.