Громов: Хозяин теней – 3
Похвала.
Определённо. И спрашивать, куда подевался, не стоит. Туда, куда все в поместье.
– Помню нянечка заплаканная. Глаза красные и всё обнимает, повторяет… помню, целители бегают. Дед мрачный. Кричит на кого‑то. Матушка белая вся. Гвардию помню. И Синодников. Их много было. Помню, что нас переселили. Во дворец. Особое распоряжение и всё такое… там мы и жили. Долго довольно. Потом уехали к родичам мамы… тогда я и узнал, что случился прорыв. Вот. Потом дед нас забрал.
– А… мама?
– После того, как отец отложился от рода, она оказалась… в неприятной ситуации. С одной стороны, она получала свободу. С другой… выходило, что она разведена. Знаю, что дед предлагал ей остаться. Но она пожелала вернуться к своим. Сначала на воды уехала…
Чтоб вас. Как понимаю, одна.
Вполне в духе местной аристократии.
– Потом ей нашли мужа… мы переписываемся.
Охренеть.
Высокие отношения. С другой стороны, если видеть детей раз в день, то, может, так оно и бывает? Я вообще детей не имел, не мне судить.
– Сейчас она живёт в Эстляндии… наверное, хорошо.
– Почему?
– Её супруг, пусть из купечества, но состоятелен. И далёк от всего этого. И когда беда пришла к Моровским… в общем, её это больше не заденет.
Да.
Наверное.
– Слушай, – в моей голове что‑то щёлкает. – А выходит, что ты и Моровский… ну, наполовину?
– Наполовину, – Тимоха глядит с усмешкой, и если не приглядываться, то она вполне себе обычная, такая, снисходительная весьма. Обыкновенная. А если приглядеться, то видно, что слева губа приподнимается выше, чем справа. И в целом лицо… ну, разное.
Немного.
– И?
– Есть официальный наследник. Он находится под патронажем Романовых…
– А потом? Что будет потом?
– Потом… думаю, женят на ком‑то из нужных людей. И дальше будут приглядывать.
Точнее диктовать, как жить и служить на благо отечеству. Нет, ничего‑то против блага отечеству не имею, но вот… лучше бы не под диктовку.
– А ты?
– Если он погибнет, то… да, теоретически я могу претендовать по праву крови. Если дом меня примет. Был бы у меня младший брат, он бы тогда и сменил имя, стал бы из Громовых Моровским. Прецеденты случались. Не дошли ещё?
Это он про Татьяну, которая помимо этикета с арифметикою пытается вложить в наши головы геральдические премудрости. Вот честно, этикет и тот впихивается куда легче. А на геральдику мои мозги просто отключаются.
– Или, что вернее, мои дети могут претендовать на имя и земли. Старший сын унаследует за Громовыми. Младший – за Моровскими… если будут сыновья.
И теперь улыбку его перекосило куда больше.
– Скажи… а тогда… ну, что отец ушёл, тебя не удивило?
– Меня тогда удивляли другие порядки, овсянка с маслом, но на воде вареная, и то, что рядом ни одной знакомой рожи. А отец… я об этом далеко не сразу узнал.
– И с тобой не связывался?
Смотрю…
Тимохе сейчас сколько? Вот странно, но этим вопросом я не интересовался. Так… всё, что случилось, не год и не два…
– Было как‑то… кое‑что… в том числе и письмо, – ответил он довольно уклончиво. И не соврал, нет. Скорее не всю правду рассказал. А чего не рассказал?
– И что в нём?
– В нём… ну, прощения просил. Сказал, что поступок его не слишком красив, но так было нужно. И что он скоро встретится и сможет объяснить. А, и про тебя написал…
– И ты…
– И что я? – Тимоха взъерошил волосы. – Я… честно… сперва разозлился. Сперва он исчезает хрен знает на сколько лет, а потом, здравствуйте, я тут… и ты вот… появился. Из ниоткуда. Ну… может… я потом бы и поехал. Посмотреть. А тогда… ну…
Он неловко пожимает плечами.
– Мне бы подумать, но…
– Не дали.
– Не дали.
– А тот прорыв… ты помнишь вообще что‑нибудь?
Потому что уж больно одно к одному собирается. Папенька исчезнувший вдруг выныривает из ниоткуда, а потом снова исчезает, как понимаю, окончательно. Тимоха попадает под прорыв, который его едва не добивает. Дед, вместо того, чтобы возиться с новым внуком, пытается не дать помереть старому. А Савку с матушкой берут в оборот.
Вот…
Не случайно оно.
Категорически.
– Ничего, – Тимоха качнул головой. – Потом… знаешь, я даже понять не мог, как оказался на том заводе. Меня никто не приглашал. Завод не наш. Что я там вообще делал?
Он взялся за голову.
– Пытаюсь вспомнить, болеть начинает.
– Тогда нельзя.
– Вот и целитель наш так же… нельзя. Дед думает, что меня просто кто‑то попросил глянуть, по‑свойски, без договора. Так бывает… но кто и как? Владельцев трясли, но они клялись, что знать про меня не знали и никого‑то не приглашали. Что не было у них проблем. До того, как я полез, не было. А как и с чего полез – сам не знаю. И прорыв этот. Я бы справился с обычным. Но там темнота какая‑то. Муть… помню, что страшно ещё очень. А чего и как? Буча вот вывела. Точно она.
Буча высунулась и ткнулась в ноги.
– Усохла вся…
