Громов: Хозяин теней – 3

Луна, зависнув над самой крышей Громовского особняка, внимательно слушала. И в мутном свете её стены казались кипенно‑белыми, а окна, наоборот, этакими чёрными провалами.

 

Что сказать.

Я был жив.

И цел.

Правда… да, в себя я пришёл в том подвале, с ноющей болью в груди и ощущением, что если пошевелиться, то рассыплюсь на хрен на тысячу кусков, как тот Шалтай‑Болтай.

Не рассыпался.

Дед крикнул Еремея.

А тот подхватил меня и поволок уже наверх. По пути я снова отключился, а снова очнулся в светлой чистой комнатушке.

– Юноша весьма сильно истощён, – скрипучий голос доносился из‑за шёлковой ширмы, на которой в неравном бою сплелись драконы. – И физически, и нервически. Тонкое тело начинает восстанавливаться, но сами понимаете, процесс это небыстрый. И торопить крайне не рекомендую. Покой. Отдых. Хорошее питание. Укрепляющие отвары. Впрочем, не мне вас учить, Аристарх Яковлевич. Вы с укреплением, думаю, сами разберетесь. И да, никаких нагрузок, ибо это чревато…

Тогда я так удивился, что жив, и ещё драконам, и этой комнате, что отключился снова.

Так остаток лета, собственно, и прошёл.

Я просыпался. Глядел в окно, из которого был виден кусочек двора и пристройки. Ел. Пил. Спал. Спал, пил и ел… даже не знаю, как долго это длилось.

Нет, рядом со мной появлялись люди.

Я чуял Еремея.

И Метельку, который что‑то там говорил, то ли рассказывал, то ли спрашивал, но сил не хватало понять. Тимофея научился определять. Тот тоже заглядывал. От него пахло лилиями и тенями. И целитель, частенько наведывавшийся в поместье, кажется, больше волновался о нём, чем обо мне. Это я уже начал понимать, когда собрал достаточно силёнок, чтобы не отрубаться от малейшего напряжения.

Оказывается, воскресать – это ни черта не весело.

А потом, когда сознание уже начало задерживаться в теле на более‑менее долгий срок, ко мне пришёл дед. Подозреваю, что заглядывал он и раньше, но в том прежнем моём состоянии я эти визиты или пропустил, или не запомнил.

– Лежишь? – дед был высоким стариком не самого располагающего к симпатиям обличья. Длинный и худой, какой‑то костлявый, словно источенный невидимой болезнью. И всё же сильный. Его сила была давящей, тяжёлой, и ощущалась даже когда он её сдерживал.

– Да, – выговорил я, и это были первые сказанные слова.

Нет, я пытался что‑то там изобразить, но казалось, что губы склеились намертво, язык одеревенел и в целом утратил способность шевелиться.

– Лежи, – старик чуть кивнул.

А я вдруг понял – он смущён.

И даже растерян… ну, хотелось бы думать. Он же подвинул стул к кровати и, усевшись, поинтересовался:

– Как ты?

– Живой… кажется.

– Пить?

Я кивнул.

Говорить после долгого молчания сложно. И горло сухое, что труба. И ощущение, что голос мой – не мой, а какой‑то совсем скрипящий.

Старик достал флягу. И меня поднял, подпихнул под спину подушку. Напиться помог опять же. Травы горчили, но вкус знакомый.

– Настой. Укрепляющий. Наш, Громовский. Поможет.

Говорил он отрывисто и сухо. А вот меня разглядывал с немалым интересом.

Ну а я его.

Костюм отметил чёрный. Белоснежную рубашку. Запонки. И серебряную брошь в виде змеи. Что‑то с нею было… не то? Она не светилась и казалась вроде обыкновенной, только я вот не мог отвести от этой броши взгляда. Да и потрогать тянуло. И интересовала она меня куда больше, чем дед.

– Наглый, – сделал он вывод.

– Что это? – я решил, что раз наглеть, то по полной.

– Знак главы рода. Перстень так‑то, – он поднял руку, демонстрируя печатку. Черный круг со свернувшейся змеёй. – Принято перстни. Но у Громовых вот… её дар.

И я поверил.

– Видел? – в свою очередь спросил дед.

– Да.

– Говорить дозволено? Попробуй рассказать, – он подвинул стул ближе.

Я… хотел.

То есть, я даже начал… не про всё. Не думаю, что им надо знать подробности. Фиг его знает, как отнесутся, что я – Савелий Громов, да немного не тот. Так что… про снег. Санки. Кладбище и матушку Савелия, которая благословила…

– Это хорошо, – дед кивнул. – Материнское благословение – большая сила…

И ведь на полном серьёзе. А главное, я сам точно знаю, что и вправду сила.

– Пить, – прошу.

И пью. Но уже воду. Вода холодная и после трав кажется пресной. А напившись, продолжаю говорить. Про обман. Книгу чёрную. Про рода другие. Про опасность, которая над Громовыми. Границу.

– Вот оно как… – произнёс дед задумчиво. – Стало быть, оно на самом деле, а не я – старый безумец… что ж…

Он замолчал.

– Мне… надо… знать.

– Подниматься тебе надо. Хватит болеть. А что до прочего, то помалкивай. С матушкой неладно получилось…

И снова замолчал.

То есть, на ответную откровенность и обмен информацией рассчитывать не стоит? Оно и понятно. Кто я в его глазах? Найдёныш? Своего рода посланец с того света? Принёс важные новости? Молодец. И хватит с тебя.

– Я… отца не помню. Почти. И что брат есть… сестра. Не представлял даже.

Сказал и замер.

А ну как… не знаю… может, нельзя мне их братом с сестрой называть. Может, бастарды, они по здешним нравам и не родня. Или родня, но с урезанными правами. Или ещё какие заморочки.