Громов: Хозяин теней – 3

После обеда – снова тренировка. Тени, которые пытаются догнать друг друга, а я – не утратит связь и чётко контролировать энергетический поток. Большего нельзя.

Структура ещё восстанавливается. А магический перегруз – это не шутки. И если физически тело мое находилось в более‑менее нормальном состоянии, то вот энергетические каналы пострадали сильно.

Мне ещё повезло, что вовсе не выгорел.

И окружающим тоже повезло, как я понимаю. И не только я.

А значит, из всей магии мне остаётся лишь теория, медитации и игры с тенью, но такие, которые не вызывают напряжения.

– Как только ты научишься не только чётко видеть связь, но и ощущать потоки исходящей и входящей энергии, станет легче, – Тимоха любил устраиваться на полу в библиотеке. Он подсовывал под задницу бархатную подушку и прислонялся к стене. – Связь двухсторонняя. Смотри, твоя сила идёт к тени и даёт ей фактическую защиту от нашего мира. Она как бы делает тень частью этого мира.

Тени тоже устраивались.

Буча вытягивалась поперек прохода, разворачивая и длинный хвост свой, и шею. Моя же пряталась за спиной, делая вид, что вообще просто так сидит.

– Но в то же время она сама поглощает силу с той стороны и отдаёт тебе. Когда поток входящий более‑менее равен исходящему, то и ты, и она чувствуете себя неплохо. Также ты можешь управлять потоками. К примеру, поделиться силой с ней, что увеличит её возможности…

– А я тогда?

– Ты, как она, поглощаешь силу своего мира. Это исконное свойство всех людей. И не только людей. Все живые и неживые существа, возникшие в этом мире, являются его частью. Соответственно, связаны с миром.

Я не особо любил учиться.

Раньше.

Теория так вообще доходила туго, но Тимоху слушал. И старался.

– Способность пропускать или накапливать внешнюю энергию у разных существ или веществ отличается. Именно поэтому одни камни годятся для нужд артефакторов, а другие – нет. С золотом они работать любят, серебро тоже принимают, а вот медь или бронза – уже не то. Рубины, топазы и иные благородные камни из первой дюжины – это одно, а вот нефрит и яшма – совсем иное. Опять же, на свойства влияют огранка, окрас, целостность. У крупных камней вовсе свой характер имеется. В этом, отчасти, и сложность, что, допустим, александрит в одной огранке усиливает потоки, а в другой, напротив, гасит. Розовый алмаз отлично накапливает, а прозрачный – идеально проводит и уравновешивает разные потоки, потому их используют в сложных артефактах с ядром из многих камней. В общем, нюансов много. С растениями тоже непросто. Свойства их во многом зависят от места, в котором они росли. Да и в целом условий. Важно не просто собрать, а вовремя. Ясно?

Киваем, причём и я, и Тени.

– В живых созданиях сила накапливается, и вот в людях – куда больше, чем в животных. Тут я… не особо скажу, почему. Одни уверяют, что это будто бы свойство души, другие – что разума, который и создаёт тонкое тело. Но как по мне всё сомнительно. Есть же весьма умные неодарённые и тупые, уж извини за прямоту, дарники.

– Возможно… это свойство, но оно как… ну… талант. Кто‑то умеет играть на скрипке, а кто‑то нет, – отвечаю.

– Может… отец… сколь знаю, он интересовался вопросами развития дара. В том числе.

Об отце Тимоха говорить не любит.

Даже там, в дедовом кабинете, мы не стали делиться мыслями. Я не рискнул. Он промолчал. А сейчас вот… два сопливых заговорщика.

– Он от рождения был не слишком силён. Дядька… тот сильнее. Гораздо. И год от года силы прибавлялось. Когда есть тень, то растёте вдвоём. Она и ты вот.

Тень поглядела на меня и кончиком хвоста дёрнула. Крылья приподнялись, готовые распахнуться. Летать у неё пока не выходило, зато планировать научилась, с ветки на ветку так вообще отлично получалось.

– Помню, он всё замерял что‑то. И с дядькой много говорил. Потом заставлял меня упражнения какие‑то делать. Глупые… я делал. А он цеплял на шею амулетик. Камешек такой…

И в памяти вдруг выскочила картинка.

– Белый, – выдал я. – Такой… с одной стороны гладкий‑гладкий, а с другой – колючий.

Я помню этот камень Савкиной памятью. И это что‑то да значит.

– Горячий, – подумав, согласился Тимоха. – На цепочке.

Витой.

Камень тяжёлый и цепочка врезается в кожу. Сперва её просто чувствуешь, но чем дальше, тем сильнее она давит. И звенья впиваются, будто врастают внутрь. Это больно.

– Тяжёлый…

– Значит, и ты?

– Плохо помню… я… после горячки вообще мало что помню. И про камень не помнил, пока ты не сказал.

И не белый он, скорее такой вот, молочный, полупрозрачный, а внутри – искорки.

– Просто подержи для начала, – камень ложится в руку, а цепочка обвивает её, словно змея. – И посмотри. Видишь огоньки? Вот за ними и следи. Считай. Считать‑то тебя научили?

В голосе сквозит эхо недовольства. Кажется, отец раздражён. И Савка замирает. Его пугает этот человек, который вдруг появился в их с мамой тихом доме. От него нехорошо пахнет. И мама становится беспокойной.

Ещё они ругаются. И мама плачет.

А он приказывает Савке идти следом. И приводит в этот… подвал? Куда? Так, надо полегче, чтоб не разрушить хрупкое это воспоминание. Привёл и привёл. Расслабимся…

– Савка? – Тимоха качнулся навстречу.

– Пытаюсь вспомнить. Не мешай.

– Тень призови, пусть поделится. Иногда они видят больше, чем ты можешь. И лучше работают с тонкими структурами.

Зову, хотя не совсем понимаю, как она поможет. Но тень нависает надо мной, крылья её разворачиваются, заслоняя меня от Тимохи. А в выпуклых глазах отражаюсь я‑нынешний.

Или…

Да, так и есть.

Теперь я вижу, реально вижу, но как бы… точно не на плазме. Скорее уж напоминает первые телевизоры, кинескоп которых сверху накрывали увеличительным стеклом. И фигурки нелепы, но ведь…

Так, а запомнить она запомнит, если что?

– Тени способны вытащить почти любое воспоминание из числа активных, – подсказывает Тимоха. – Правда… скажем так, особенности восприятия накладываются.

Ну да.