Громов: Хозяин теней – 3
А что, завтрак вкусный, но маленький, а я маленький, но голодный. И до обеда ещё тьма времени, а на ложке еда оставалась. Как было не воспользоваться случаем?
– Чудо, что ещё крошки со скатерти было собирать не стал…
Была мысль. Но отказался, сообразил, что это как‑то слегка чересчур. А вот с ложкой да, с ложкой прокололся. Я вот даже задумался над тем, облизывал ли я ложки там, в прошлом мире, потому как вроде и случалось бывать и на вечерах званых, и на банкетах всяких, но вот хоть убей… ладно, если и облизывал, то желающих указать мне на неправильность сего действа не находилось.
– …и вообще не удивлюсь, если он в носовой платок сморкаться станет!
А что с ним ещё делать‑то?!
Я хотел спросить, но поймал предостерегающий взгляд Тимохи. Ясно. Точнее не совсем ясно, что там не так с платками, но лучше помолчать.
Так мы и молчали сперва до пруда, а потом до знакомой уже колючей стены, которая этими самыми колючками приветливо помахала.
– Ты его и сюда таскал? – возмутилась Татьяна, но как‑то без былого вдохновения. – Ох… я уже и забыла, как тут. Тимоха, ты вперёд иди, и ты тоже… а я вот… может… просто постою. Прогуляюсь.
– Чулки порвать боится, – Тимоха фыркнул. – Тань, а помнишь, раньше ты прям напролом лезла…
– Когда это было.
– Было.
Она закатила глаза.
– Ладно… но если что, платье будешь штопать ты!
– Сама ж не доверишь, – Тимофей действительно коснулся лозы и та услужливо скаталась клубком, освобождая путь.
– Дамы вперед, – сказал я Татьяне. И та не стала спорить. Она вовсе молчала до самого убежища, а в нём вдруг втянула воздух резко и со свистом, как бывает, когда долго‑долго сдерживаешься перед вдохом.
– Иногда мне кажется, что они правы… и дед действительно сходит с ума. И ты тоже… и я с вами… что эта подозрительность ненормальна, – Татьяна прошлась вдоль стены. А убежище, как мне кажется, стало чуть больше. Нет. Глубже. Точно. Вон, ступенька прибавилась.
Или всё‑таки кажется?
Надо было сосчитать.
– Они – это кто?
– Дамы из благотворительного комитета… знаешь, меня приглашали Никольские. Они на воды собираются…
– На зиму?
– Вот и меня удивило. А они с собой зовут. Мы довольно дружны с Лизонькой. Это их старшая. И она прямо каждый раз теперь… вчера вот снова написала. В Кисловодск собираются. Отбывают через неделю.
Тимоха ничего не говорит. А я прохожусь, отмечая, что одеял стало больше. Лежат, свернутые тугими скатками. И вот фляги появились. Вода? Вино? Тянет заглянуть. Пара коробов. И свертки из плотной промасленной бумаги.
– Прямо умоляет отправиться… это даже неприлично, такая настойчивость.
– Может, стоит?
– Нет, – Татьяна покачала головой. – Когда там, с ними, сидишь и пьёшь чай. Обсуждаешь… поэзию или вот музыку… кажется, что вот оно, настоящее. А вот здесь, с вами, мрак какой‑то.
Она одёрнула руку.
– Я думала согласиться. В конце концов, почему бы и нет… я даже сказала Лизоньке, что с дедом переговорю. Обещала завтра ответ дать. Она так обрадовалась. И матушка её обрадовалась. Сказала, что даже расходы готовы возместить. И это странно, верно?
А на меня чего смотреть? Я понятия не имею, что тут странно, а что нормально. Вроде и язык тот же, и люди те же, а вот порой такое всё другое, что прямо слов нет описать.
– А к нынешнему Лизонькиному письму её матушка своё приложила. Знаешь, такое сочувствующее. И что, мол, в моём положении лучше нет, чем обстановку сменить. У них свой дом имеется. И я их нисколько не стесню. И Лизонька будет рада. И можно до самой весны отдыхать. Лизонька живопись изучает, ей даже наставника выписали. Из Италии. И я могу присоединиться.
– Ты же всегда хотела.
– И хочу. Только… знаешь, наверное, будь всё иначе, я бы согласилась с радостью. Дед отпустил бы…
Он и сейчас отпустит, если это даст хоть малейший шанс вывести Татьяну из‑под удара.
– Но я слишком долго жила рядом с ним, чтобы просто взять и поверить. Откуда они узнали о разрыве помолвки? Я сама письмо только‑только получила. Как и вы… да не врите, знаю, что дед вам сказал. И Лизонька… она хорошая, искренняя, но в прошлом году мы не были особо близки. А тут она первой начала подходить, писать… и матушка её такая добрая, ласковая. Прямо до приторности.
Татьяна стиснула кулаки.
– Ещё у Лизоньки появился кузен. Вдруг. Я не помню, чтобы она о нём прежде упоминала.
А сестрица у меня не промах. И головой пользоваться умеет.
– Теперь же только и разговоров о том, какой он замечательный…
– Может быть совпадением, – сказал Тимоха, но как‑то так, что стало ясно – сам он в такие совпадения не верит.
– Может. Только какое‑то очень своевременное. Кто едет к морю на зиму? Учиться? Об учёбе тоже договариваются заранее… и мои акварели, которые якобы отправили итальянцу. Те, что я Лизоньке подарила… но я ей не дарила. Я акварель вовсе не люблю, мне уголь больше по вкусу. Мелочи… я уже давно перестала обращать внимание на то, что в моих вещах копаются. Уверена, что и письма читают…
Тимоха кивает.
Согласен?
– Но сейчас это делать стали как‑то… чаще… наглее? То же серебро… мы давно договорились, когда его чистить. Это есть в плане хозяйственных работ, который мы составляли и расписывали на каждый день, – улыбка у Татьяны нервная.
Конец ознакомительного фрагмента
