Громов: Хозяин теней – 3
Можно многое говорить, но внуков своих Аристарх Громов любил. Искренне. И обида душила не за себя, не за род, а за них вон.
– Пусть катятся, – я скрестил руки на груди. – Получше найдём… а такие… нужны они.
Кивок.
– Найдём, – произнёс дед не слишком уверенно. – Если… боюсь… из‑за давней моей настойчивости у меня сложилась своеобразная репутация.
Старого дурака, которому везде мерещатся заговоры? Вслух это лучше не произносить, но…
– Анчутков не верит?
– Георгий со мной давно знаком. Будь Сиси пятнадцать‑шестнадцать, сосватал бы за Тимофея… но он старший, ему род наследовать. И времени ждать с невестой нет.
И стало быть, хочет мой братец того или нет, его оженят. Вот как на ноги станет, так и оженят.
– А вот ты – дело другое… – пальцы шелохнулись, а следом зашевелились и щупальца тени, заплясали на стенах. – Этот договор многие рты заткнёт. Анчутков ныне в милости…
И найти невесту для Тимофея станет проще. А Татьяне – жениха.
Стало быть, помолвка эта роду нужна.
– Если хотите знать моё мнение, – начал было я. И запнулся, потому как дед, взявши сигару, снова глянул. Ну да. Не принято тут о мнении спрашивать и всяких недорослей. – То… что я должен буду сделать?
Кивок.
И тень то ли радости, то ли довольства.
– Особо ничего. Девочка и вправду мала ещё… подарок к помолвке Танюша выберет. Так‑то… принято подарки отправлять. К именинам, к Рождеству там, раз уж Анчутковы его празднуют… к иным каким случаям. Письма. Не реже одного в неделю. Если сам получишь – отвечать и вежливо. Чтоб никаких там… глупостей. Ясно?
Киваю.
Помолвка, значит.
Ну… помолвка – это ещё не свадьба. А до свадьбы ждать не один десяток лет. Там, как говорится, или ишак, или падишах… или ещё чего. Дали б нам этот десяток. А вот союз с Анчутковыми – это дело нужное.
Так что…
– Иди, – дед разом будто утратил ко мне интерес. – Завтра в город с Танюшей съездите. Одеть вас надо прилично, а то право слово, не жених, а недоразумение одно… ладно, Гошка, но супружница его тоже явится, а она, чуется, не больно рада будет.
И Матрёна.
Вот без её участия я бы точно обошёлся. Но опять же, кто ж меня спрашивает‑то?
Глава 4
Ехал
Барин
Из
Палицы,
Таракана
Раздавил
И
За
Это
Приключенье
Три
С
Полтиной
Заплатил.
Детская считалочка[1]
Тимоху я нашёл в библиотеке. Он устроился на обычном своём месте – в старом кресле, что втиснулось меж двух шкафов. Тимоха откинулся на спинку, вытянул ноги, полностью распрямив левую, правая же так и осталась полусогнутой. Босая ступня завернулась внутрь и пальцы поджались. Домашние туфли валялись тут же, как и носки.
Левой рукой Тимоха поддерживал правую, кисть которой вяло повисла, и в щепоти, в пальцах, братец силился удержать каучуковый мячик. Пальцы подрагивали, мячик держался.
Напротив Тимохи устроилась Буча, которая внимательно следила даже не за движением – за намёком на него, готовая прийти на помощь хозяину. И не понимающая, что здесь и сейчас помочь она не может. Лицо Тимохи застыло. На лбу выступили капли пота. Губа призадралась, и теперь его улыбка больше походила на оскал. Я пожалел, что не постучал. Знал же, что он тут, но…
– Отпустил? – моё появление заставило Тимоху выдохнуть, и легчайшее это движение окончательно нарушило равновесие. Пальцы дёрнулись, и мячик выскользнул, покатившись куда‑то под шкаф. Впрочем, Буча тотчас нырнула следом, радостно повизгивая.
– Ага. Опять, да?
– И снова.
– Когда?
Тимоха переложил руку на ногу.
– Да вот… сразу после… массажа. Чтоб его… – голова его дёрнулась налево. – А наш добрейший доктор утверждает, что есть прогресс…
Есть.
Я знаю, что есть. Он ведь и ходит сам, даже способен по лестнице подняться и опуститься. И кресло своё, на колёсах, не признаёт. И в целом между приступами Тимоха выглядит почти обычно, разве что чутка заторможенный и движения такие, плавные, как у человека, привыкшего, что любое резкое способно причинить боль.
– Пройдёт, – говорю я, не слишком веря в сказанное.
[1] Текст записан А.В. Гуревичем со слов Раи Шленкевич, 10 лет, с. Баргузин, Баргузинского аймака, БМАССР, 1929 год
