Группа продленного дня
На помощь, как всегда, пришла мама. Она посоветовала заняться тем, чем дочь любила заниматься в молодости – шить. Алене идея показалась интересной, и она задумалась о своем бренде одежды. Правда, ей казалось, начинать что‑то в сорок – уже поздно, но ее знакомая, жена друга Миши, когда узнала об этом, предложила попробовать вместе создать бренд одежды. Они отрисовали эскизы, закупили ткани, нашли производство и уже через полгода открыли первый шоурум.
Алена ожила и посвятила себя новому делу: оно превратилось для нее в альтернативу материнству. Бренд толком не приносил денег, точнее, существовал только благодаря средствам мужа, но Алену это не беспокоило: ей нужен был не успешный бизнес, а занятие для души. Она не планировала масштабироваться, выпускала одежду небольшими партиями и со временем заработала репутацию нишевого дизайнера «для своих».
Миша поддерживал и, к удивлению, уделял много внимания: они постоянно куда‑нибудь ходили, часто путешествовали, подолгу говорили. Постепенно их отношения стали крепче, теплее, доверительнее. В то время Алена словно вернулась в свои восемнадцать: по‑настоящему замужняя, красивая, вдохновленная; а когда Даша сказала, что переезжает в Москву, ощутила давно забытое привилегированное положение – любимая жена и мать. К ней как будто возвращалась прежняя жизнь, без одиночества и страхов, интересная, полная событий, а потом случилось это.
Она тогда ждала на ужин Дашу: та только прилетела из Парижа, и они собирались это отметить. Миша пообещал, что освободится после работы пораньше и обязательно присоединится к ним. Алена, предвкушая счастливый семейный ужин, в нетерпении ходила по кухне и то и дело бросала взгляды на холодильник: там стоял торт «Наполеон».
Да, Алена Меркулова – впервые за тридцать лет – решилась его испечь. Не для мужа, не для дочери – для себя. Этот «Наполеон» казался ей особенным: результатом ее победы над всеми трудностями, с которыми боролась так долго. Символом их семьи. Семьи, которая спустя столько лет наконец воссоединилась.
Услышав телефонный звонок, Алена, не посмотрев на экран, взяла трубку и почему‑то не сомневаясь в том, что это дочь, взволнованно спросила: «Дашунь, ты скоро?»
– Алена? – с претензией спросил в ответ незнакомый молодой женский голос.
– Да, – напряженно сказала она, ощущая, как по телу прокатилась тревога: первая мысль была о том, что с Дашей по дороге что‑то случилось.
– Меня зовут Патрисия, и я хочу, чтобы вы знали: Миша любит меня, а вас – просто терпит. Я даже не могу назвать себя его любовницей, потому что между нами все намного серьезнее, – уверенно, без запинки, будто отбивая одному ему понятный ритм, произнес голос.
Алене потребовалось секунд десять, чтобы осознать эти слова. Она отодвинула трубку от уха, растерянно глядя в экран, словно пыталась увидеть ту, кто с ней разговаривает.
– Я живу в его квартире в Газетном. В июле мы были в Италии. У нас сумасшедший секс. Отпустите его. Он хочет уйти, но ему вас жалко. Мне двадцать шесть, и я могу дать ему гораздо больше, чем вы.
Алена, хоть и продолжала смотреть на экран, слышала все, что говорила любовница Миши: ее голос звучал слишком громко.
– У вас все равно фиктивный брак. Миша давно ничего к вам не чувствует. Неужели вам самой нравится так жить?
Алена медленно моргала: не могла поверить в то, что это происходит на самом деле.
В ту же секунду раздался звонок в дверь. Она резко нажала на круглую красную кнопку и тяжелыми шагами пошла в коридор.
– Мамуля! – радостно крикнула стоящая на пороге Даша и обняла ее. – Я так скучала!
Алена всем телом прижималась к дочери и, стараясь замедлить нарастающее сердцебиение, глубоко дышала.
Она буквально только что поняла: за тридцать лет это был первый подобный разговор – с любовницей мужа. Несмотря на то, что она догадывалась об изменах Миши, до сегодня они были словно ненастоящими: никаких женских голосов в трубке, никаких подробностей – даже тот случай в ее день рождения уже казался нереальным, выдуманным. А теперь…
В воображении с бешеной скоростью рисовались картинки. Патрисия. Двадцать шесть. Квартира в Газетном. Отпуск в Италии. Сумасшедший секс.
Так больно ей не было еще никогда – даже в восемнадцать. Она задрожала и расплакалась.
– М‑мам? – удивленно посмотрела на нее Даша. – Что с тобой?
– Ничего, родная, – ответила Алена и попыталась улыбнуться. – Я просто очень рада тебя видеть.
Весь вечер она делала вид, что все в порядке, даже разрезала для мужа и дочери «Наполеон» (сама, естественно, его не попробовала), а как только Даша ушла, в деталях рассказала Мише про звонок.
– Пати неадекватная, – спокойно, не удивившись и на мгновение, отреагировал тот. – Она недавно работает у нас в ресторане и одержима идеей увести меня из семьи. Италия, квартира в Газетном и сумасшедший секс – ее фантазии.
Алену сильно уколол тон, с которым он произнес эти слова, но больнее всего – одно из них. «Пати».
– И ты не давал ей поводов думать, что это возможно? – произнесла она, не рассчитывая на его откровенность и ощущая, как этим вопросом забрасывает себя в прошлое.
– Она больше тебя не побеспокоит, – не ответив, ответил Миша. – И никогда больше не появится в нашей жизни.
Алена промолчала и понадеялась на то, что эта Пати и правда никогда не появится в их жизни, но она появилась. В качестве подруги Даши.
Дочь начала общаться с ней практически сразу после переезда в Москву и даже показывала Алене ее фотографии. Та пыталась добиться хоть каких‑нибудь объяснений от Миши. Муж пожимал плечами и уверял, что все это – чистая случайность.
Алена до сих пор не разобралась в ситуации, но подозревала: у Пати есть какой‑то план. Конечно, говорить об этом с Дашей она не могла, поэтому просто ждала, что со временем дочь перестанет общаться с ней. Но она не перестала, более того, именно бывшая (ли?) любовница Миши организовывала сегодняшнюю вечеринку. На которую он поехал один.
Алену это раздражало. Ей казалось, Пати забирает самое дорогое – ее семью. Вновь обретенных близких людей – мужа и дочь – одновременно. Спала (или продолжает?) с первым, дружит со второй. Не просто нахально влезла в их жизнь, да еще и претендует на одну из главных ролей в ней, на ту, которую всегда играла Алена: пытается подменить категории «жена» и «мать» категориями «любовница» и «подруга».
Да… У Алены Меркуловой были весьма серьезные личные счеты с Пати Кортес – таких у нее не было ни с одной женщиной.
Она ее не то чтобы недолюбливала – она ее ненавидела.
За слишком вульгарное имя.
За слишком вульгарную внешность.
За слишком вульгарный роман с Мишей.
За то, что Даша называла ее подругой.
Именно поэтому Алена сегодня разозлилась, когда дочь сказала, что Пати спасет ее от дождя и принесет зонт прямо к такси – в тот момент она почувствовала ревность. И эта ревность, материнская, была намного сильнее той, женской.