Хозяин пустоши

– Если ты о моем обещании, то оно утратило силу, как только ты перешла на службу к моему отцу, – слегка остужаю ее оптимистический настрой. Наше общее прошлое ни в коей мере не способно повлиять на мои решения в настоящем, и будет лучше, если она поймет это сейчас.

– Разве на Полигоне я служила не Корпорации? Напомнить тебе основное назначение этого объекта? – она откидывается на спинку кресла, приподнимая подбородок. В голосе ледяное спокойствие старшего офицера, отточенное сотнями служебных докладов и допросов, но взгляд острый, как штык. Вот теперь это определённо вызов.

– Можешь не цитировать устав, – жёстко бросаю я, зеркально повторяя её позу. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Она отводит взгляд, устремив его на карту, между бровями появляется глубокая складка. Ей хватает пары секунд, чтобы четко и хладнокровно оценить ситуацию.

– Это подтвержденная информация? Насчет «Аргуса» и «Спрута»? Обе базы уничтожены мутантами? – профессиональным тоном уточняет она.

– Я думал, что в первую очередь ты спросишь меня о месте, в котором оказалась, – прищурившись, произношу я и сразу перехожу в нападение. – Давно ты знаешь об анклавах?

– Ненамного дольше, чем ты, – без запинки отвечает полковник.

– А когда начала выполнять прямые приказы президента?

Уголок ее плотно сжатых губ нервно дергается.

– Со второго месяца твоего обучения на Полигоне.

– Класс, – ухмыльнувшись, выдыхаю я, ничуть не удивившись услышанному признанию.

Ее лояльность и особая симпатия ко мне с самого начала вызывали у меня вопросы, но в силу юности я отмахивался от них, как от назойливых мух. Никому не доверять было моим изначальным девизом и, несмотря на имеющиеся подозрения в адрес Беловой, я не видел в ней существенной угрозы… и по большому счету не ошибся.

– Мне жаль, Эрик, – произносит она неожиданно тихо, в ее глазах проскальзывает отблеск вины. Не наигранной, а искренней и настоящей. – То, что я к тебе чувствовала, – не было заданием, – проговаривает она тот факт, который я и так знал. Влюбленную женщину нетрудно отличить от той, что только притворяется ею, и Лена безусловно не играла в чувства, но уверен, что она прикладывала максимум усилий, чтобы избавиться от них. Не вышло.

– Твои признания не повлияют на мои решения, – говорю спокойно. – Это не исповедь, а допрос.

– Тогда задавай свои вопросы, – ее голос вновь обретает холодную чёткость. Это тон опытного оперативника, умеющего держать удар.

– Катер. Восемь лет назад. Какова была твоя задача? Зачем мой отец приставил тебя ко мне?

– Контроль. Точнее, наблюдение с правом вмешательства. Я должна была обеспечить выполнение маршрута и заодно проследить, чтобы ты не наворотил дел.

– Я, по‑твоему, ребенок? – раздраженно цежу сквозь зубы.

– Для него – да, – спокойно отвечает она.

– Ты не предупредила президента, когда катер свернул с курса? – спрашиваю в лоб.

– Нет, – она отрицательно качает головой. – Я не успела, замешкалась…

– Почему? – задаю риторический вопрос.

– Я уже много раз говорила, что верю в тебя. И тогда тоже верила… – она горько улыбается.

Сделав глубокий вдох, я устало тру переносицу, чувствуя себя окончательно вымотанным. Склонность женщин к вере во что угодно, кроме здравого смысла, никогда не перестанет меня удивлять.

– Думаю, твой отец подозревал нечто подобное и корабль Корпорации с самого начала пути следовал за нами, – взяв эмоции под контроль, сухо продолжает Белова. – Радары катера не засекли судно, потому что те глушили сигнал.

– Чушь! – грубо обрываю я. – Мы бы заметили преследование.

– Другого ответа ты от меня не услышишь, – бескомпромиссно заявляет она и в защитном жесте складывает руки на груди.

Молчание между нами затягивается, расположившийся рядом Фостер начинает терять терпение, постукивая пальцами по деревянной столешнице.

– Если у тебя есть вопросы ко мне, ты не стесняйся. Я готов ответить, прежде чем продолжу задавать свои, – щедро предлагаю я. Иногда, прежде чем сделать выводы, необходимо выслушать оппонента.

– У меня нет к тебе вопросов, Эрик, – с грустной ноткой в голосе отзывается она. – Я вижу перед собой мужчину. Сильного, уверенного и не потерявшего горящую внутри искру. Это главное, – ее взгляд падает на кольцо на моем безымянном пальце.

На островах обычай обмениваться кольцами давно стал архаизмом, в то время как жители анклавов придают ему большое значение. Кольцо для них – не просто украшение. Это знак бесконечности, печать вечности, непрерывная связь. Замкнутая линия, у которой нет начала и конца. Мое обещание, данное не только жене, но и себе: остаться человеком в мире, где эмпатия давно обесценена.

– Ты женился? – мягко интересуется Лена.

– Да.

– Это ее я видела в коридоре, когда меня вели сюда?

Я коротко киваю, вряд ли Лена могла встретить кого‑то другого. Доступ на этот ярус имеет только Иллана.

– Красивая женщина. Раз увидишь – не забудешь, но ты бы другую и не выбрал. У тебя всегда был чертовски хороший вкус, – улыбка на бледных губах становится чуть шире.

– Ты вообще в курсе того, что происходит? – резко меняю тему, поняв, что допрос скатывается куда‑то не туда.

– Война, – качнув головой, с поразительным спокойствием произносит Лена. В ее голосе нет ни сомнений, ни пафоса, просто очевидный факт, отрицать который бессмысленно и слишком поздно.

– Какая наблюдательная, – хмыкает Фостер. – Эрик, ты уверен, что она нам нужна? Зря только тратим время. Может, пристрелить ее и дело с концом?

Я поднимаю руку, приказывая Микаэлю заткнуться. При этом я отлично понимаю его нетерпение и злость. Фостер не просто устал за эти дни, он выгорел. Его цинизм стал единственной формой защиты от того, что он видел и терял. Поэтому и срывается, поэтому и хочет простых решений, поэтому и боится, что Белова – пустая трата нашего времени.

– Что ты делала на эсминце? – спрашиваю, не повышая голоса.

Лена медленно выдыхает, словно подбирает верную формулировку, способную не сорваться в банальное «это сложно». Она смотрит на меня не как пленный на конвоира, а как опытный офицер на равного себе. И всё же в её взгляде появляется нечто иное. То, чего я не видел раньше. То, что не укладывается в протокол.

– Меня направил туда президент, – спокойно отвечает она.

На короткий миг в командном пункте воцаряется тишина, как от взрыва гранаты. Фостер пораженно моргает.

– Повтори, – произношу, не веря собственным ушам.

– Президент. Твой отец. Он приказал мне войти в состав группы сопровождения, – Лена не отводит взгляда. – Цель – передать тебе информацию. Не по защищённому каналу, а лично – из рук в руки.