Хозяин пустоши

– И какой во всем этом смысл? – силится понять Фостер, потирая гудящие виски. – Ну, кроме очевидного. Твою сестру хочет Аристей, который, по ходу, и является Ядром, чтобы вместе с ней создать новую расу уродов, и, исходя из загадочных формулировок о бионосителе и резонаторе, вероятность успеха его замысла весьма велика. Но при всем этом ее к чему‑то готовили, промыли мозги, чтобы не раскрыть цель эксперимента раньше, чем до Ариадны доберется Аристей. А ты являешься катализатором, который вытащит из ее головы встроенную папочкой задачку. Вот только, как мы ее будем решать?

– Чтобы ее решить, нам нужно добраться до Ари.

– Всё по кругу, – бросает Фостер, словно выплёвывая привкус металла. – Снова возвращаемся туда, откуда стартовали.

Я тяжело выдыхаю, прокручивая в голове последние строчки. Мика снова пялится на экран, тоже пытаясь найти между слов то, что мы могли упустить. Рация на краю стола внезапно щёлкает, и короткий треск в эфире пробивает тишину, но ни я, ни Микаэль сразу не реагируем. Лишь когда Белова молча наклоняется вперёд и сдвигает устройство ближе ко мне, мы одновременно поворачиваем головы. Мигает индикатор. Канал открыт. Кто‑то прорвался сквозь шум и помехи.

– Приём для Дерби. Повторяю: приём для Дерби. Канал резервный… – сквозь шипение прорезается голос Одинцова.

Мы с Микаэлем замираем, синхронно затаив дыхание, как перед прыжком в бездну.

– Подтверждённый залп. Восемь гипербаллистических объектов. Сектор 11–Б. Класс Sigma‑Titan… Вектор – на Улей… – отрывисто докладывает он.

Связь фонит. Голос обрывается на полуслове, но уже сказанного достаточно, чтобы понять… Это конец империи Дэрила Дерби. И активировал его не я, но это не уменьшает масштабов катастрофы.

– Щит в деградации, резерв заблокирован, протокол не сработал… – чеканит Одинцов.

Раздается последний треск, как выдох умирающей машины, и я слышу последние слова генерала, которые выжигают сквозную дыру у меня в груди:

– Улей… обречён. Началось…

 

Глава 7

 

 

Ариадна Дерби

 

– Началось, – Харпер медленно выпрямляется, глядя на меня сверху вниз. В зеленых глазах майора я вижу равнодушный штиль и арктический холод. Можно лишь гадать, что он имеет в виду, но попытка осмыслить произнесенное им слово обрывается, как незавершенная команда.

– Не хочешь объяснить конкретнее? – я опираюсь ладонями о стену, пытаясь подняться.

Колени дрожат, в ушах звон, перед глазами серая пелена. С потолка сыплются пыль и песок. Харпер игнорирует мой вопрос, смотрит словно сквозь меня и, признаться, выглядит при этом до жути устрашающе.

– Что началось? Извержение? Землетрясение… – мой голос сбивается, теряясь в грохоте, разрывающем замкнутое пространство.

Восьмой толчок накрывает нас, как удар молота по каменной глыбе. Всё вокруг дрожит. Стены вибрируют, потолок выгибается, как живая ткань под кожей свирепого зверя. Прожекторы снова начинают мигать, не выдерживая напряжения.

Харпер какое‑то время не двигается, словно высчитывая, будет ли девятый удар. Широкие плечи напряжены, взгляд всё такой же остекленевший, но в нём уже нет былой отрешённости, – её сменила хищная сосредоточенность. Он резко поворачивается, бросает на меня короткий, режущий взгляд, затем смотрит на двух оставшихся в живых бойцов, едва держащихся на ногах.

– За мной, – звучит резкий приказ, оспорить который не решается ни один из нашей троицы.

Сердце глухо ударяется о ребра, когда мой взгляд на секунду задерживается на изувеченном теле Джека. «Это ты его убила», – эхом раздается в голове ядовитый голос Кайлера. Пошел он, манипулятор хренов! Переступив через внушенное Харпером чувство вины, я переключаю внимание на источник моей ненависти.

Не мешкая, майор убирает пистолет в кобуру и двигается вперёд по туннелю. Чеканный шаг, уверенная осанка, непробиваемый самоконтроль. Создается ощущение, что он точно знает по какому маршруту следовать. Откуда? Кто или что ведет его? Чутье или голос Аристея, диктующий ему направление? То, что я больше не слышу эту желтоглазую тварь, не означает, что и Кайлер утратил с ней связь.

Майор ускоряется, не удосужившись оглянуться. Он явно не опасается, что мы снова можем предпринять попытку внезапного нападения. Враг поворачивается спиной к противнику только в одном случае: когда уверен, что тот сломлен и не способен сопротивляться. В последнем он абсолютно прав. Я усвоила урок и больше не стану рисковать жизнями. Ни своей, ни чужими.

Отдышавшись и сделав над собой усилие, я догоняю Кайлера и иду рядом, упрямо стирая с лица пыль. Пусть не думает, что смог меня сломать. Моя капитуляция носит временный характер, но как только мне представится возможность… Очнись, Ари! У тебя был уникальный шанс прострелить Харперу башку! И что ты сделала? Облажалась по полной. Этот сукин сын даже с пулей в плече за считаные секунды свернул шею крепкому парню.

– Ублюдок, – шиплю сквозь стиснутые зубы.

– Зря сотрясаешь воздух, принцесса, – равнодушно отзывается Кайлер.

– Воздух тут сотрясают только подземные толчки, – парирую я, надеясь, что он хоть как‑то объяснит их происхождение, но Харпер продолжает упорно молчать.

Бросив взгляд на его сосредоточенный профиль, я устало выдыхаю, рефлекторно дотрагиваясь до повязки под плотной тканью. Боли почти не чувствую, лишь свинцовую тяжесть в мышцах. Позади раздаются глухой топот сбившихся с ритма шагов и хриплое дыхание измученных солдат. Если впереди нас ждёт что‑то худшее, чем Харпер, я встречу это с ними плечом к плечу, а не спрячусь за их спинами.

Пыль постепенно оседает, дышать становится легче, свет стабилизируется, но гул от толчков ещё отдается в ушах зловещим эхом. Следующие пять минут мы идем в гробовой тишине. Я чувствую, как во мне копятся отчаянное «почему», «что дальше», «что ты скрываешь», но держу крутящиеся на языке вопросы при себе. Слава богу, инстинкт самосохранения еще не до конца атрофировался, и состояние аффекта медленно сошло на нет. Глупо злить того, кто заведомо сильнее.

Мы минуем очередной арочный проём, и пространство внезапно меняется. Узкий туннель, давивший на плечи, как каменный воротник, резко расширяется, выбрасывая нас в зал, чья величественность почти абсурдна – слишком внушителен, слишком сложен, слишком… невозможен.