Хозяин пустоши
Я на мгновение прикрываю глаза, позволяя тьме за веками прорасти внутрь, достигнуть сердца и сжать проклятую мышцу в стальном кулаке.
Пятнадцать минут. На ликвидацию самого защищённого объекта на планете. На демонтаж империи, строившейся десятилетиями. Я перевожу взгляд на застывшего рядом генерала. Одинцов не двигается. Испещрённое морщинами лицо не выдает ни единой эмоции. Он словно часть интерьера, восковая копия того, кто еще сутки назад считал, что полностью контролирует ситуацию. И я позволил ему так думать, закрепив в нем уверенность в собственных силах, но потеря «Аргуса» и срыв операции в «Крыле Орла» запустили необратимую цепочку событий.
Мы облажались. Оба.
– Какие соображения, генерал? – спокойно спрашиваю я, любуясь пурпурным горизонтом.
Значит, пятнадцать минут. Ничтожно мало против вечности и все же… многое можно успеть, если очень сильно захотеть. Приподнятая всего на треть щитовая стена пока не заслонила мне вид, и, возможно, сегодня я смогу досмотреть закат до самого конца. Не через фильтры камер, не отражённый в линзах спутников, а по‑настоящему: из этих окон, высоко над суетой, страхом и надвигающейся агонией.
Пылающее небо раскинулось, как полотно в багряных и медных тонах. Солнце медленно утопает в алеющих водах, напоминающих кровь, пролитую за власть, за контроль, за иллюзию вечности, которую я обещал миллиардам людей, но дал лишь единицам, но и для них бессмертие не стало спасительным эликсиром. Жизнь… очень длинная жизнь утомляет даже тех, кто безумно боится смерти.
Одинцов не спешит с ответом, но это не замешательство, а вынужденное молчание человека, привыкшего просчитывать каждый шаг. Только теперь ни один из возможных вариантов не даёт даже теоретического преимущества.
– Соображений нет, – стиснув челюсть, наконец произносит он. – Улей обречен, но ты слишком спокоен для проигравшего, – Одинцов подозрительно взглянул на меня, сдвинув седые брови. – Словно предусмотрел подобный сценарий.
– Он был очевиден с того момента, как майор Харпер нарушил твой приказ и вывез мою дочь из «Крыла Орла», направив прямиком к Аристею. Теперь, когда Ариадна у него, ничто не мешает ему запустить демонтаж прежней конструкции, и начал он с центра управления. Мы развязали ему руки, Олег, но на его месте сделали бы то же самое.
– Сделали бы, но нам неизвестны координаты цели, – соглашается Одинцов. – Этот ублюдок, как змея, прячется в своих норах, постоянно меняя место дислокации. И все‑таки я не понимаю, какого черта Харпер нарушил приказ! – рявкает генерал. – Ты не хуже меня знаешь, что Кайлер никогда не уклонялся от поставленной задачи. Ты сам внедрил необходимые поведенческие алгоритмы в его мозг.
– Хочешь свалить вину за провал на меня? – цинично усмехнувшись, спрашиваю я. – Не думаешь, что сейчас не время для сведения личных счетов?
Генерал затихает, нервно поджав губы. На моей памяти Одинцов впервые оставляет последнее слово за мной. Обычно достигнуть договоренностей нам удается путем долгих, очень долгих обсуждений. И так было всегда.
На голографическом экране оживает таймер. Цифры, отсчитывающие последние минуты. Осталось тринадцать. Я отвожу взгляд, снова устремив его на пурпурный закат. Мне не нужно видеть, как истекает время. Я чувствую это кожей.
– Гейб, – снова вызываю главу Водного Щита Акватории[1]. – Начни эвакуацию. Сектора Zeta и Delta. Немедленно. Своих тоже выводи.
– Принято. Запускаю протокол, – глухо отзывается он. – А верхние уровни?
Я задумчиво смотрю на панораму за окном. Город раскинулся подо мной, как гигантская интерактивная карта: улицы, мосты, ярусные платформы. Световые потоки аккуратно прорезают сектора, в прозрачных транспортных капсулах перемещаются пассажиры, над высотками мерцают голограммы навигации. Всё выглядит, как тщательно отлаженная модель, каждый элемент которой находится на своём месте. Выверенная, слаженная, предсказуемая.
Но сама конструкция уже трещит по швам. Не визуально – здесь пока всё ещё функционирует в стандартном режиме. А структурно. Фундаментно. Изнутри. А те, кто, откинувшись в креслах, лениво потягивают виски в своих роскошных сотах на верхних уровнях или ведут совещания в стеклянных залах, по‑прежнему верят в свою неуязвимость. В свою вечную привилегию быть вне системы, над ней.
Они не чувствуют, как под ногами уже пульсирует новая реальность. Они не видят, как расходится трещинами тонкая плёнка иллюзии. Они не знают, что приговор уже подписан. С этой минуты Улей больше не делится на ярусы. Теперь он – единая зона поражения.
– Заблокировать. Полностью. – Приказываю я, испытывая острое ощущение дежавю. Как будто история снова закрутилась в ту же спираль, вернув меня на много десятилетий назад, когда от моего решения зависели жизни верхушки Улья. Тогда я не колебался ни секунды. И сейчас во мне нет ни толики сомнения.
– Подтверждаю. Уровни заблокированы. Выходы перекрыты, доступ аннулирован. – Отвечает Гейб после паузы.
Где‑то внизу, под нами, начинает меняться освещение, флуоресцентные полосы на транспортных платформах мигают, сигнал тревоги пульсирует незначительным изменением цветового спектра. Но над верхними ярусами по‑прежнему царит вечернее спокойствие. Там не паникуют, не бегут, не кричат. Там продолжают смаковать ужин, открывать бутылки выдержанных вин, заниматься сексом или строить планы на следующий день.
Обитатели золотых сот умрут счастливыми. И вечно молодыми. Как я им и обещал.
– Знакомые ощущения, Дерби? – глухо интересуется Одинцов, не глядя на меня. Его голос звучит ровно, почти бесцветно. Он умеет проигрывать достойно. Суровая школа жизни научила нас обоих железобетонному самоконтролю.
Я смотрю, как один за другим угасают навигационные огни над городом, словно кто‑то методично стирает точки координат на карте мира, оставляя черную пустоту.
Кажется, будто это просто сбой, что вот‑вот всё вернётся в норму, что можно отменить приказ, повернуть время вспять. Но это всего лишь иллюзия. Такой же мираж, как молодость, как контроль, как вера в порядок. Это конец. Точный. Выверенный. Вписанный в структуру самого Улья, задолго до того, как я стал его новым архитектором.
– Это не ощущение, Олег, – устало отвечаю я, не отводя взгляда от окна. – Это дезинфекция.
Я не повышаю голоса. Мне не нужно убеждать его или себя. Мы оба понимаем, что происходит. Это не месть, не этап войны и не отчаянный жест. Это хладнокровная ликвидация структуры, которая больше не нужна. Стерилизация системы, заражённой иллюзиями и страхом перемен.
– Когда организм слишком долго игнорирует метастазы, единственный способ спастись – удалить пораженный болезнью орган. Даже если он был жизненно важным, – философски рассуждаю я.
Почему бы нет? В такие моменты принято говорить что‑то весомое. Как в старых кинематографических драмах, где герой остаётся в кадре на фоне надвигающегося катаклизма и бросает последнюю реплику, будто она способна изменить исход. Но на самом деле ничего изменить уже нельзя.
– Значит, все? Конец игры? – криво усмехается старый генерал.
[1] Водный Щит Акватории или сокращенно ВЩА – глобальная оборонительная система, разработанная для защиты плавучих островов от внешней угрозы. Включает сеть управляемых датчиков, блокирующих границы и управляемых барьеров, действующих в масштабах всей акватории. Стена(Щит) Улья – локальный сегмент ВЩА: массивный высокотехнологичный барьер, окружающий столичный остров Улей.
