Хозяйка расцветающего поместья
– Теперь знаю, – как можно мягче улыбнулась я. – Обещаю, когда твое ребро заживет, позову тебя в спальню и стану внимательно слушать. А пока лучше бы тебе отдохнуть.
– Ты удивишься, но любить тебя я собираюсь не ребрами.
– Даже боюсь подумать, чем именно, – фыркнула я. – Наверняка добродетельные жены и слов‑то таких не знают.
Он снова засмеялся и снова замер, медленно выдыхая. Я погладила его по щеке, легко коснулась губ. Шепнула:
– Я не сомневаюсь в твоей мужественности. Но у нас будет еще много…
Теперь пришел мой черед осечься. Может, и не будет. Он до сих пор ничего мне не обещал. Я отвернулась, чтобы муж не заметил разом навернувшиеся на глаза слезы. Тряхнула головой, начала заплетать косу.
Виктор подошел сзади, обнял, прижался щекой к моему виску.
– Утром я отправил в канцелярию консистории письмо, в котором объявил недействительным прошение о разводе.
– Правда? – ахнула я.
– Правда. – Он потерся об меня щекой, будто кот. – Стоило два года портить друг другу жизнь, чтобы, когда, казалось, все рассыпалось, понять, что я не хочу отпускать тебя.
Я поймала его взгляд в зеркале.
– Но я не смогу стать идеальной женой.
Да и не хочу, если уж начистоту.
– Из меня тоже не выйдет идеального мужа. Но я постараюсь…
– Вот уж нет! – рассмеялась я, разворачиваясь к нему. – Идеал годится только на то, чтобы водрузить его на пьедестал и любоваться.
– Я вовсе не против полюбоваться тобой, – выдохнул он мне в губы.
– А у меня на тебя более приземленные планы, – хихикнула я, когда поцелуй прервался. – Но не раньше, чем заживут твои ребра. А сегодняшний день мы проведем тихо и благопристойно.
– Хорошо, – улыбнулся Виктор. – Чем ты собираешься заняться?
– Читать. Надо же понять, что в мире делается.
И до чего дошла наука.
Муж выудил из стопки журналов «Технологический». Прочитал:
– «Собрание сочинений и известий, относящихся до технологии и приложения учиненных в науках открытий к практическому употреблению, издаваемое Академией наук». Ты всерьез собралась это изучить?
– По крайней мере постараюсь. – Я вынула журнал из его рук. – А ты пока можешь взять «Что‑нибудь от безделья на досуге».
– Нет уж. – Муж взял «Белокаменский Меркурий». – Ты не против, если я расположусь на козетке и буду беззастенчиво тебя разглядывать, утомясь от чтения?
– Совершенно не против, – рассмеялась я, устраиваясь в кресле.
Забавно, но я чувствовала себя студенткой в читальном зале институтской библиотеки. Может быть, потому, что, как и на первых курсах, приходилось продираться через малознакомые слова, а может, потому, что, поднимая глаза от текста, я встречалась взглядом с Виктором. Точно так же я переглядывалась с моим тогдашним возлюбленным, за которого у меня хватило ума выскочить замуж, не дожидаясь диплома. Я вдруг обнаружила, что не могу вспомнить его лица.
– Что случилось? – спросил Виктор.
Внимательный, зараза.
Я ответила не сразу. Представила лицо Леночки. Мамы. Отца. Все вспоминались отчетливо. А вот тот, кто стал отцом Леночки, словно стерся из памяти.
Потому что сейчас мне стал важен совсем другой мужчина.
Глава 6
Вечер прошел уютно: под шуршание страниц, негромкое обсуждение только что прочитанного и аромат чая с травами и меда. Виктор, извинившись, ушел спать рано – было заметно, что перелом по‑прежнему его беспокоит. Я осторожно спросила: может, ну его, этот театр, да и вороватый приказчик обманывал явно не один день, так что лишние сутки ничего не решат. Однако муж менять планы «из‑за какого‑то ребра» не собирался.
Потому и я не стала менять свои. Сварила гель для укладки волос из корня алтея и льняного семени. С Дуниной помощью накрутила вымытые волосы на папильотки из тканевых жгутиков и старых газет. Конечно, к утру все это не просохло, так что к завтраку пришлось спуститься в чепце.
– Когда поедешь по лавкам, постарайся не забыть, что в театр не принято опаздывать, и оставь достаточное время на сборы, – сказал муж после завтрака.
– Хорошо, – сказала я, про себя недоумевая, что там собираться.
Сложносочиненные макияжи здесь рисовать не принято. Платье Дуня выгладила с вечера. Когда Петр принес подставку для фары, то есть каретного фонаря, я объяснила ему, как сделать плечики из проволоки, и теперь наряд для театра спокойно висел на них. Виктор помрачнел, увидев в будуаре платье, но промолчал, я тоже сделала вид, будто ничего не поняла, переключила внимание мужа на саму вешалку. Оказывается, ничего подобного здесь никто не делал, и пришлось мне, мысленно хихикая, описывать и даже рисовать все варианты конструкции. Чую я, скоро у князя появится еще один источник дохода. Может, и мне не заморачиваться с патентом на коптильню, а открыть производство пудры из овса и мела, а то и той же картошки? Я отложила эту мысль на потом, и без того не знаю, за что хвататься.
– Я оставлю тебе Герасима, Петр плохо ориентируется в городе, – продолжал напутствовать меня Виктор. – Кирпичи я закажу тебе сам и договорюсь, чтобы их привезли в Ольховку, как только дороги подсохнут.
– Спасибо, – улыбнулась я. – А на фабрику я могу заехать или ты будешь слишком занят?
– Я привезу полный каталог всего, что производится…
– И веществ, используемых в производстве, – вставила я.
Муж изумленно приподнял бровь.
– Хорошо. Я помню про охлоренную известь и квасцы, но, возможно, ты найдешь что‑то еще интересное для себя. А пока развлекись у модистки, в шляпной лавке и куда ты еще соберешься. Скажешь, чтобы, как всегда, записывали на мой счет.
Я не стала говорить, что к модистке загляну в последнюю очередь. Смиренно выслушала все наставления, поцеловала мужа перед его отъездом, чем, кажется, невероятно его удивила, и отправилась собираться.
Капор на импровизированные «бигуди» налез с трудом – все же предполагалось, что он будет надеваться на относительно гладкую прическу с пучком на затылке и, что хуже того, с локонами, выпущенными на лбу, так что часть чепца и волос торчала спереди. Само по себе вроде бы ерунда, но волосы все еще были влажными, и разъезжать в таком виде по холоду явно не стоило. Поэтому я достала палантины, которые сложила мне Марья – невесомые, из кашемира с ярким принтом, – и намотала тюрбан. В конце концов, если носят шелковые, то чего бы и шерстяному не быть?