Хозяйка собственного поместья

– Сами же знаете, главная проблема с магией в том, что почти всегда приходится идти на ощупь, потому что словами очень трудно объяснить. Потому и хорошие наставники ценятся на вес золота.

Не знала, но теперь буду знать. Очень жаль, значит, нечего и рассчитывать на то, чтобы найти подходящие учебники.

– А вы можете хотя бы четверть мяса вморозить в лед, чтобы оно хранилось подольше? – попросила я. – Избавили бы меня от части забот. Мы не съедим все это до того, как начнет портиться, значит, завтра нужно будет перерабатывать на хранение.

– Да, не подумал, – признал Виктор. – Взял часть от недавнего забоя, не дожидаясь разделки, и не подумал, что у вас в имении куда меньше людей, чем у меня. Заморозить могу, но это только прибавит вам забот. Когда мясо начнет размораживаться, лед пропитается кровью, и все это стухнет. Испортите ледник, придется выбрасывать весь лед и все чистить. К тому же размороженное мясо хранится намного хуже.

– Ничего, ради такого дела я найду парочку кастрюль, которые мне не пригодятся. Чтобы, когда начало таять, ничего никуда не утекло.

Муж жестом предложил мне подняться наверх – в самом деле, дверь ледника мы прикрыли не до конца, чтобы попадал свет, и болтать, размораживая его, не стоило.

– А с остальным что сделаете? – полюбопытствовал Виктор, когда мы снова оказались наверху.

– Сейчас – плов на всех. Вы ведь не возражаете, если и работники его получат? – уточнила я.

А то вдруг он сочтет ниже своего достоинства кормить крестьян мясом.

– Я же сказал, распоряжайтесь всем на свое усмотрение, – пожал плечами он. – Я не из тех, кто выбросит испорченное, лишь бы никому не досталось.

– Спасибо. Значит, сейчас плов. Сало засолю.

Лаврушка есть, перец есть, чеснок тоже – при мыслях об ароматном сале с розовыми прожилками у самой рот слюной наполнился.

– Сколько‑то вы обещали мне заморозить. – Виктор кивнул. Я продолжала: – Из остального большую часть – по горшкам и в печь. Знаете, наверное, этот способ?

– Не знаю, – покачал головой Виктор. – Такими вещами обычно занимаются женщины.

– И что б вы делали без женщин, – буркнула я себе под нос.

– Нанял бы экономку. Как, собственно, и поступил после того, как мать перестала справляться с хозяйством.

В его словах мне почудился упрек – а может, и не почудился. Наверняка хотел, чтобы хозяйством занималась жена, а жена надежд не оправдала. Но я не видела смысла ни расспрашивать, ни оправдываться, ни огрызаться. Сама напросилась.

Виктор, кажется, тоже решил дальше тему не развивать, потому что сказал:

– Хорошо, большую часть по горшкам, сколько‑то в лед – хотя мне не очень нравится эта идея, размороженное мясо обычно сухое и невкусное.

– Смотря как размораживать, – пожала плечами я. – Остальное…

По‑хорошему, мне вообще не стоило отчитываться, как я готовлю и веду хозяйство – мое дело. Но раз уж мамонт его, придется.

– Вырезку и свиную, и говяжью завялю, свиные грудинку, ребра и окорока закопчу.

Виктор нахмурился. Теперь‑то что не так?

– Конечно, я сам сказал, что вы можете распоряжаться продуктами как захотите, – произнес он, явно старательно подбирая слова. – Но, как по мне, чем коптить, проще сразу скормить собакам.

– У меня нет собак, – машинально ответила я. Спохватилась: – Почему?

– Копченое мясо, конечно, хорошо хранится, и черви в нем не заводятся, особенно если пересыпать его золой…

Черви? Золой?!

– …но ведь есть его невозможно! Твердое, вонючее, черное!

– Черное? Твердое? – ошарашенно проговорила я. – Вы шутите? Это что такое надо сделать, чтобы довести его до подобного состояния?

Виктор, кажется, изумился моему изумлению.

– Закоптить. В дымоходе, подвесив на пару месяцев, или в коптильне, как у вас на летней кухне…

Что‑то я не заметила на летней кухне ничего похожего на коптильню.

– Считается, что коптильня лучше, там можно и хранить мясо, пуская дым из дымохода по необходимости, – продолжал Виктор. – Но, на мой вкус, одинаковая гадость.

Ах вот что это был за короб, приделанный к дымоходу плиты!

К дымоходу? На пару месяцев?!

– Скажите, что вы шутите, – пролепетала я.

– По‑моему, это вы пытаетесь надо мной подшутить, – сухо заметил Виктор.

– Да что угодно станет черным, вонючим и несъедобным, если подвесить его в дымоход!!! Вы просто нормальных копченостей не пробовали, а туда же, указывать!

– Копченое мясо не может быть нормальным!

– Спорим?

– Вы предлагаете пари? – приподнял бровь Виктор. Кажется, этот разговор начал его забавлять, но меня уже несло.

Это же надо додуматься – хранить мясо в дымоходе! И ведь не какие‑нибудь Средние века вокруг – почти цивилизация. Капсюли в пистолеты изобрести ума хватило, а нормальную коптильню придумать – нет!

Не удивлюсь, если рецепт тушенки от Настиной маменьки был ее собственным изобретением и семейной тайной, потому Виктор о нем и не знает. Слишком уж он нормален в сравнении с тем, что я только что услышала.

– Спорим, через… – Так, минимум двадцать дней на засолку, потом просушить несколько дней, недели две на собственно копчение и еще пару недель вылежаться… – Через два месяца я накормлю вас таким копченым окороком, что вы язык проглотите!

– Хотелось бы все же оставить язык при себе, он мне еще пригодится, – ухмыльнулся Виктор.

«Что, испугался?» – так и подмывало меня спросить, но я и так вела себя сейчас как подросток, с этим «спорим». Не хватало еще пытаться взять на слабо взрослого мужчину. Или попробовать? Если поведется, значит, дел с ним иметь нельзя.

Пока я размышляла, внимательно глядя на мужа, он разулыбался еще сильнее, будто мог прочитать все эти мысли по моему лицу. Может, и правда мог, реакции Настенькиного тела контролировать было куда труднее, чем когда‑то мои собственные. Взять хоть тот поцелуй… Тьфу ты, нашла о чем вспомнить! Еще и щеки зарделись совершенно не к месту. От солнца, наверное, оно, хоть и клонилось уже к закату, грело вовсю.

Улыбка мужа стала еще шире. И, что самое обидное, он ведь ни слова насмешки не произнес, так что даже и возмутиться нельзя: скажет, сама придумала, сама обиделась – и ведь правду скажет!

– Пари, говорите… – демонстративно‑задумчиво проговорил он. – На что?

– Вы возвращаете мои земли. Те, что выкупили у отцовских кредиторов.

Виктор присвистнул.