Хозяйка собственного поместья

Под конец жизни у алкоголиков могут появляться самые разнообразные идеи. У нервной системы огромный запас прочности, но и ее нельзя травить бесконечно.

Я заколебалась. С одной стороны, я по‑прежнему чувствовала себя ужасно глупо, возясь с пистолетами по два раза на дню. С другой… Могу ли я ему верить? Сейчас, когда Виктор говорил спокойно, не пытаясь меня поддеть, а словно бы жалея о несбывшемся, он казался искренним. Но кто знает, что у него на уме?

С другой стороны, хотел бы от меня избавиться радикально – не стал бы погреб заполнять или вон подтвердил бы версию доктора.

– А эта ваша «охранка»… безопасна для посторонних?

– Ее для того и ставят, чтобы как минимум оглушить посторонних.

– Тогда мне придется отказаться. Марья может зайти в мою спальню. Дуня. Не говоря уж о коте.

– Какие ж они посторонние? – Виктор улыбнулся. – Попросите у них по волосу, дайте свой и шерстинку кота. И заклинание их запомнит. Правда, только до утра. Если хотите, могу сделать так, чтобы оно даже меня не пустило.

– Хочу.

Лицо Виктора опять стало непроницаемым. А какого ответа он ждал после всего? И если он снова заговорит о супружеском долге, вылетит из дома, и плевать на последствия.

Но он только невесело усмехнулся.

– Давайте волос. У остальных обитателей дома я сам возьму.

– А волос непременно нужно живой? – полюбопытствовала я, оглаживая прическу.

– Не понял?

– Если каждый раз выдирать – этак облысеешь через полгода. Но в норме у человека выпадает до сотни волос в день. Такие сгодятся?

– Обычно я такие и беру, – успокоил меня муж. Снял с моей ладони волосинку, поднялся.

– Пойду поговорю с остальными и поглажу кота. Доброй ночи.

– Доброй ночи, – откликнулась я. Вот может же вести себя как человек!

Он остановился в дверях.

– Кстати, а откуда вы знаете о сотне волосинок в день?

– Из дамских журналов, – улыбнулась я. Истинная правда, между прочим, только журналов моего мира. – Где призывали не беспокоиться, видя волоски на расческе.

Муж кивнул, явно удовлетворенный ответом. Ничего, в будуаре есть журналы на все случаи жизни, не будет же он их подряд перечитывать, проверяя меня!

Я уже разделась и юркнула под одеяло, когда пришел Мотя. Мне показалось, будто дверь не шелохнулась, пропуская его. Вот еще котов‑призраков мне не хватало для полного счастья.

Мотя вспрыгнул на постель, продефилировал по мне от колена до подбородка, вдавливая каждую лапу так, словно хотел доказать: он отнюдь не призрак. Ткнулся носом мне в щеку, щекоча усами.

– Все‑все, верю, – хихикнула я, спихивая его себе под бок.

Мотя потоптался и замер, внимательно глядя на дверь. Я посмотрела туда же. На дверном полотне свивались голубые узоры, похожие на те, что появляются на промерзших окнах. Интересно, магия тут у всех одинаковая – голубая, или цвет что‑то означает? Но ведь спросить не у кого, а Мотя, даже если знает, не ответит.

Муркнув, он свернулся клубком рядом со мной.

– Котик‑котик, что же ты за котик такой? – проворчала я, почесывая его за ухом. – Все видишь, все знаешь, помогаешь как можешь.

Мотя замурчал – куда там трактору.

– Не признаешься? – хмыкнула я.

 

Глава 5

 

Мурчание изменило тональность, и у меня мгновенно начали слипаться глаза.

– Вот же хитрюга! – Я зевнула и, кажется, провалилась в сон, будто выключателем щелкнули.

А утром у меня совершенно не было времени заниматься глупыми вопросами. Кот очевидно волшебный, и от него, кроме пользы, никакого вреда… ну если не считать того опрокинутого ведра с купоросом. А все остальное – мелочи.

Едва я, позавтракав, вышла во двор, меня поймал Михаил, тот, что был у парней за старшего.

– Анастасия Павловна, если барин в доме, так мы вам завтра не нужны будем?

– В теории… – Парень озадаченно глянул на меня, и я поспешно исправилась: – Как сторожа – нет. К тому же Виктор Александрович слышал о тех пятерых, что они будто бы ушли из уезда.

Парень сник. Я спросила:

– А Марья вам что обещала?

– Говорила, дня три. Но если на то ваша барская воля будет.

Выходит, конкретных обязательств у меня нет. Но работа есть. Правда, тяжелая, а парни несовершеннолетние еще по моим меркам, да и по местным, скорее всего, тоже, раз неженатые. Я уже слышала от Марьи и Дуни, что в деревне неженатый мужчина и за мужчину не считается. Так что женили их рано, да на девушках постарше, чтобы в доме не лишний рот, а рабочие руки появлялись.

Я еще раз оглядела «дитятко» на голову выше меня и раза в полтора тяжелее. Нет, не буду я себя чувствовать эксплуататором детского труда.

– Сторожа, получается, без надобности, но работа есть, если грязи не боитесь, – сказала я. – И заплатить готова не только едой.

Запоздало вспомнила, что следовало бы посоветоваться с Марьей, чтобы не получилось, как в прошлый раз. Но, с другой стороны, она сама этих парней и привела. Точнее, брат ее направил. Не будет же он собственной сестре пакостить?

– Какой же мужик грязи боится, – хмыкнул парень. – Из земли выходим, в нее и ложимся.

– А навоза? – полюбопытствовала я.

– И навоза тоже. Что надо сделать, барыня?

Вместе с ним я обошла участок, показывая фронт работ. Проложить дно ямы срезанными ветками и присыпать соломой для теплоизоляции. Заполнить навозом яму под будущую теплую грядку, да навоз не утрамбовывать, а вилами перерыхлить. Пролить водой как следует. Потом вылить в него несколько ведер кипятка – не пролить сплошняком, а в лунки, чтобы прогрелись и ожили бактерии, которые начнут перерабатывать органические остатки, превращая навоз в перегной и одновременно вырабатывая немало тепла. Кипяток спросить у Марьи или Дуни. Если останется время и силы – парень распрямил плечи, давая понять, что силы‑то останутся, плати только, – разбить, пока ломом, лопате поддавался лишь верхний слой, старый компост в сгнившем ящике и перенести в теплицу.

Михаил прошелся со мной до навозника и обратно, попросил взглянуть на инвентарь в сарае. Выбрал две тачки, двое носилок и трое вил. Докатил тачку до навозника.