Хозяйка собственного поместья
– Таскать‑то ничего, да неблизко, – сказал он.
Я не стала спорить: навозник был выстроен в добрых пятнадцати минутах быстрой ходьбы от хлева – видимо, чтобы не оскорблять носы и взоры обитателей усадьбы.
– Чуть меньше дня займет навоз перетаскать.
Выходит, те, вчерашние, обманули меня с самого начала. Таскать навоз они и не собирались. Сразу, видимо, решили дополнительную плату потребовать – дескать, куда барыне деваться, если со стороны нанимает. А потом разглядели двух девушек и старуху и совсем распоясались. Последние крохи вины – как ни крути, часть работы мужики все же сделали, а в качестве оплаты получили только телесные повреждения – развеялись.
– Только дайте времени домой сбегать поесть, – попросил Михаил.
– Я же обещала вас накормить! – возмутилась я.
– Так то вчера, а про сегодня мы не договаривались.
– Дам я вам завтрак. И обед, само собой. С кормежкой двух змеек на нос хватит за навоз и компост?
Дуне я платила змейку в день, а у нее тоже работа была не из легких.
Парень расцвел, пообещав все выполнить в точности, махнул рукой остальным, что наблюдали за нами от крыльца людской избы.
Караулить их я не стала, предупредила Марью, что кормить снова придется ораву едоков. От помощи на кухне она отказалась, сказала, что с Дуней управится. Петр собирался помочь парням, но я велела ему пока натаскать дров в теплицу – хотя бы раз ее стоило протопить, после того как навоз ляжет на место. Аккуратно, конечно, чтобы промерзшие и отсыревшие за зиму печи не треснули, как это случилось в доме. Так же, как Дуня по моим указаниям вчера аккуратно протапливала избу для работников. За самими работниками, по словам Марьи, пригляд не нужен был: «все всех знают».
Печами я собиралась заняться сама. И в саду снова была работа.
Хоть снег и покрылся за ночь коркой наста, он изрядно осел. Днем солнце светило вовсю, недолго осталось до того, как сойдет. Я немного подраскидала его вчера, а сегодня, поглядев, решила совсем отгрести от стволов деревьев, чтобы начали прогреваться корни. Еще нужно было снова пройтись по кустам смородины, в этот раз в поисках круглых вздувшихся почек – гнезд почкового клеща. А потом приниматься за семена, как я вчера и планировала.
Я заскочила к себе сменить платье на рабочую одежду – все те же штаны и куртку. А когда снова вышла во двор, там стоял Виктор, наблюдая за парнями, которые как раз подвезли тачку с навозом к теплице.
– Снова вы в этой нелепой одежде, – проворчал он вместо приветствия. – Все равно что я вырядился бы в юбку.
– Я бы очень хотела, чтобы вы хоть раз надели юбки и попробовали поработать в них в саду. По‑настоящему поработать, а не расхаживая и не указывая прислуге, что делать, – огрызнулась я.
Мало того, что навязался на мою голову, еще и распоряжается, в чем мне ходить!
Может, Виктор и хотел что‑то ответить, но увидел подходящего Петра и состроил свою фирменную каменную физиономию. Конюх поздоровался с нами обоими, замер, явно не зная, к кому обратиться, а потом уставился в пространство между мной и мужем и сказал:
– Дров совсем мало осталось. Барыня, вы бы у барина попросили разрешения, чтобы я в лес съездил да привез?
В самом деле, наши невеликие запасы дров стремительно таяли, а тут еще непредвиденная топка. Но при чем тут Виктор?
– А всю зиму вы откуда дрова брали? – спросил муж.
Петр почему‑то смутился.
– Так Марье брат помогал.
– А сам ты в лес не ездил по старой памяти. – Виктор усмехнулся непонятно чему.
– Ну что вы, барин! Я же помню, что он теперь не барыни, а ваш.
– Ох, врешь… – Виктор покачал головой, будто с ребенком разговаривал.
Петр начал оправдываться, дескать, никогда бы не посмел, и совершенно очевидно врал.
Но мне было не до того.
Если лес, который считался нашим – то есть отца Настеньки, если не ее самой, – сейчас принадлежал Виктору, то что, получается, он был одним из тех, кто растаскал имущество ее покойного батюшки за долги?
Или я чего‑то не поняла.
Петр удалился, а я все еще пыталась переварить эту новость.
Видимо, лицо мое было очень выразительным, потому что Виктор нахмурился.
– Не смотрите на меня так. Мы с вами уже не раз обсуждали эту тему. Я перекупил земли у кредиторов вашего отца, чтобы они не ушли из семьи…
А семьи не получилось. Но, поскольку у мужа и жены по местным законам раздельное имущество, после развода земля останется у Виктора. А у меня – только то, что есть сейчас. Немало по моим меркам. И все же…
– И я не желаю, чтобы вы пустили их по ветру, как это уже один раз сделал ваш батюшка. Я оплатил его долги перед свадьбой, а вскоре он задолжал еще больше. – Виктор говорил все громче, все быстрее. – Вы толком не смогли ответить, как собираетесь распорядиться этим имуществом! Земля требует заботы, земля требует вложений, а вы не снисходите до хозяйства, вы…
Он осекся, видимо, поняв, что обвинение «не снисходите до хозяйства» звучит довольно глупо, будучи обращено к женщине, которая несколько минут назад возмущалась, что юбка мешает работать в саду.
– Зачем вы оправдываетесь, если считаете, что все сделали правильно? – негромко спросила я, глядя ему в глаза.
Он отвел взгляд. Буркнул:
– Съезжу за вещами.
Резким, стремительным шагом понесся к конюшне.
А кто вчера занимался его лошадью? Или он приехал в санях доктора?
Эта мысль скользнула по поверхности сознания и исчезла, вытесненная обидой. Я чувствовала себя обделенной, будто это в самом деле были мои, а не Настенькины земли. Земли, отобранные у меня, а не у нее. И кем отобранные? Человеком, который заявлял, будто его долг – заботиться обо мне и защищать, невзирая на неприязнь между нами. По крайней мере до осени.
Я вздохнула, успокаиваясь.
В конце концов, никогда я не была барыней – нечего и начинать. Я знаю, как обходиться с домом и огородом, но поля и леса – это совсем другой уровень. Уровень хорошего менеджера, который понимает, как нанимать работников и имеет средства их оплачивать, имеет контакты с оптовыми покупателями, знает, лучше ли продать зерно само по себе или смолотое в виде муки – учитывая издержки на переработку, следит за севооборотом и… И многое, многое другое, о чем я скорее всего и не догадываюсь. Виктор, если не занимается всем этим самостоятельно, наверняка держит управляющего, а я…
Все равно обидно.
Вот разбогатею и выкуплю все обратно! Пусть не в этом году, пусть потом, но непременно разбогатею, назло ему!