Хозяйка старой купальни

– Вот здесь мази. Для лица, для рук, для пяток, чтобы не трескались. Чтобы не прело.

Боже, тут еще и преет кто‑то… Обожаю это место.

– Полотенца. Банные большие, – указала Лада на целый пролет, заполненный стопками нового барахла, – поменьше. Вот тут для рук, тут для ног, для лица. Эмма очень их берегла. Пока старые до дыр не застираются, новое не выкладывала. Экономила.

Это она зря. Если бы я в бане получила застиранное полотенце, похожее на марлю, ноги бы моей в той бане больше не было.

Мысленно поставила себе галочку: обновить полотенца. Если я хочу задержаться в этом месте и не вздрагивать каждый раз, когда на глаза попадается всякая дичь, придется отказаться от экономии и поработать над имиджем.

– Мочалки, куски пемзы, шапки для парной, – перечисляла Лада, указывая пальцем то в одну сторону, то в другую, – ковшики для воды. Настойки для ароматного пара. Простыни для отдыха, лечебная соль.

– А веники?

– Часть в предбаннике, но основные запасы в сарае. Сейчас покажу.

Мы вышли через черный ход в тот двор, где стоял чан для купания, и по узкой тропке, затаившейся среди кустов, свернули к небольшому, слегка покосившемуся сараю. Лада отставила в сторону полено, выполнявшее роль запора, и потянула за ручку. В нос тут же ударил густой лиственный запах, щедро приправленный кислым. Я поморщилась и заглянула внутрь. Веники плотными шеренгами висели на веревках, натянутых от стены до стены. Я увидела резные дубовые листья, простые березовые и кокетливые рябиновые. В другой стороне топорщился иглами можжевельник. Травяные тоже были – я нашла крапиву, мяту, полынь и еще какие‑то растения, названия которых мне неизвестны.

– Заготавливаем сами и у деревенских по дешевке закупаем, – рассказала Лада, когда я поинтересовалась, откуда столько богатства.

Следующим пунктом стала постирочная. Там на плоских черных камнях стоял большой чан, из которого торчала палка, больше похожая на весло, а на стенах висели рифленые доски.

– Тут мы кипятим. Тут полощем. Сушим на улице под навесом.

– Неужели все сами? – ужаснулась я.

– Вот еще. У нас Байхо есть, – фыркнула она, – и воду мигом согреет, и простирает хорошенько, и отожмет так, что ни капли не останется.

– Надо же, какой полезный… а с виду и не подумаешь.

В этот момент мне на голову шлепнулась мокрая тряпка.

Вот ведь гад жидкий!

После инспекции постирочной мы вернулись в главное помещение.

– Ну что, пора начинать? – Лада проворно закатала рукава. – Сегодня клиентов не будет. Каждую субботу у нас день уборки. Эмма очень строго следила за тем, чтобы все было в порядке и строго на своих местах. За малейший недочет наказывала.

А меня она, интересно, за что наказала? Фернанде, значит, два дома, участок и резные стульчики с украшениями, а родной племяннице вот это вот распрекрасное место. Нечестно.

Еще больше в несправедливости бытия я убедилась, когда Лада притащила из подсобки две швабры с отполированными до блеска темными ручками и растрепанной махней на конце. А еще два ведра, губки, банку с густым щелоком и пузырьки с чем‑то вонючим.

– Сейчас как все отмоем до блеска! Как ототрем! – с полубезумной предвкушающей улыбкой маньяка Лада ринулась в бой, а я уныло поплелась следом. Нет, работа меня не пугала, и отлынивать я не собиралась, но что‑то подсказывало, что приятного в этом месте мало.

И первой же находкой стали трусы. Колоритные видавшие виды портки. Белые, рыхлые, из просвечивавшей от ветхости ткани, с кокетливой такой дыркой по заднему шву. И очень объемные, как парашют. Меня в них три штуки упаковать можно.

– Ух ты, красота какая! – засмеялась Лада, сдергивая находку с крючка. – Последний писк моды.

Я сокрушенно покачала головой:

– Как же он, бедолага, ушел без них?

– Налегке. И по ветру гордо развевались кудри… и все остальное.

– Пожалуйста, не надо о всем остальном, – я закатила глаза, – у меня до сих пор шок после первого знакомства с местным контингентом. Старокраковский колбасный цех, не иначе.

Лада прыснула со смеху. В отличие от меня, ее находка не смутила.

– Ты знаешь… чего мы тут только не находили. Так что это еще цветочки. – И небрежно кинула труселя в кучу грязных полотенец: – На тряпки изведем.

Легче не стало. Мне еще только тряпок из чужих трусов не хватало!

Все больше убеждаясь в том, что это место нуждается в серьезных обновлениях и переделках, я принялась протирать стены в раздевалке специальным раствором. Вонял он жутко – смесью уксуса и еловой настойки, – аж глаза щипало, но Лада сказала, что он всю заразу убивает, поэтому пришлось жмуриться и тереть.

То ли я нежная слишком была, то ли у Лады уже иммунитет образовался после стольких лет работы, но она, помощница моя шустрая, легко справилась со своей стеной, а я застряла где‑то на половине. Губка быстро сохла, приходилось постоянно добавлять еще средства, а от этого вонь становилась еще невыносимее.

– Ты губку в воде смочи – легче будет и средство не так быстро улетучится.

– Что ж ты раньше‑то не сказала? – Я закашлялась.

– Прости. Думала, это очевидно.

Я смочила губку в теплой воде, плеснула вонючей отравы и снова принялась тереть. И правда стало легче. Вонь хоть и осталась, но глаза уже не так щипала, и работа пошла гораздо быстрее.

Когда с раздевалкой было покончено, мы отправились в помывочную. В прошлый раз я была так обескуражена некоторыми персонажами, что не успела хорошенько оценить обстановку. Она была… удручающей. Во всем, начиная от перемазанных не пойми чем мутных окон и заканчивая ржавыми медными скобами на чанах для воды. Какие‑то мочалки вонючие, ошметки мыла, ковшики с обломившимися ручками, кривые тазы. Потолок темный с намеком на плесень… Как вообще можно здесь мыться? Неужели не противно? Тут же фууу…

Меня передернуло. А Лада скомандовала:

– Осуши здесь все.

И… ничего.

– Байхо! Стервец! Ну‑ка живо иди сюда! – крикнула Лада во весь голос.

Я аж подскочила от испуга. А Жидкий не торопился. Неспешной каплей просочился между помывочными лавками, заполз вверх по стене и нахохлился.

– Дождешься – в банку посажу! Помнишь, как хозяйка тебя на неделю заперла? То‑то же!