Хозяйка старой пасеки – 2

– Не нарывайтесь. Не знаю, почему они не трогают меня, но не факт, что не тронут вас. Если можете – переместите свет ближе ко мне, но не прямо к колоде, чтобы не нервировать их лишний раз.

Нелидов послушался. Стрельцов замер рядом с ним, напряженный, будто собирался в любой миг снова схватить меня и закинуть себе за спину, как только что заслонил собой от медведя. Только вот с пчелами такой фокус не пройдет.

– Вернулись мы, ваше сиятельство, – окликнул Гришин. – Вы прямо как на картине «Оборона пасеки» – только подзорной трубы да шпаги не хватает.

– Заткнись, – процедил сквозь зубы Стрельцов.

Я подняла голову.

– Кирилл Аркадьевич, отдайте, пожалуйста, соты Герасиму и займитесь медведем.

– Нет, – отрезал он. – Герасим, давай сюда ящик для сот и помоги Гришину освежевать тушу. А я помогу барышне.

Герасим, конечно, спорить не мог, и я не стала: не до того. Я осторожно переворачивала обломки, стараясь не раздавить ни одной пчелы. Щепку за щепкой, вглядываясь так, что глаза заболели. Под слоем щепок и восковой трухи что‑то шевельнулось. Нет, десяток рабочих, облепивших кусок сота с личинками. Но где же…

Внезапно край глаза зацепил движение. Матка была там же – чуть в стороне, почти сливаясь с тенью, брюшко подрагивало, будто от усилия. Застряла под перекрестными щепками, не в силах выбраться.

Я подняла их. Если бы матка сидела на сотах, было бы куда проще. Но она оставалась на обломке колоды.

Я потерла между руками щепку с остатками воска и прополиса, чтобы убрать с кожи запах пота: он может попасть на матку, и тогда рой ее не примет. Осторожно поставила ладонь рядом с ней, будто плоскую дощечку, и затаила дыхание.

– Что вы делаете? – шепнул Стрельцов.

Я раздраженно глянула на него и снова обратила все свое внимание на матку. Несколько вечностей спустя она все же двинулась, мою ладонь защекотали цепкие лапки.

– Роевню, – прошептала я.

Стрельцов огляделся, сообразив, поднял с земли корзину, затянутую сеткой. Двигаясь быстро, но нечеловечески плавно, – завороженная красотой этого движения, я застыла, уставившись на него, – он приблизился и подставил роевню. Я опустила туда ладонь, позволяя матке перебраться в корзину. Кружившиеся рядом пчелы тут же устремились к ней.

– Вот так, – выдохнула я. Наконец соизволила пояснить: – Матку нельзя хватать руками, можно покалечить.

Оставалось только стряхнуть рой к его королеве, что я и сделала.

Оказывается, пока я возилась с разбором колоды, Гришин с Герасимом уже закончили с медведем: сняли шкуру, вынули внутренности и уволокли к дому тушу. На траве остались лишь следы крови да тяжелый металлический запах. Который почему‑то никак не мог перебить яркого теплого аромата меда.

– Странно.

Стрельцов втянул воздух, словно подтверждая мои мысли. Полкан ткнулся носом в траву и потрусил куда‑то к краю луга. Я шагнула было за ним, но Стрельцов остановил меня жестом. Я послушалась: в конце концов, он тоже не лез туда, в чем не разбирался.

Полкан замер в напряженной позе. Стрельцов остановился рядом с ним.

– Гришин, глянь‑ка на это. – Он поднял на ладони булыжник размером с кулак.

Пристав ткнул в камень, тут же лизнул палец.

– Медом намазано. И камень тепло держит до сих пор.

Я ругнулась, сообразив. Медведь пришел не случайно. Кто‑то положил нагретый камень, испачканный медом, и ветер разнес по округе запах, достаточно сильный для чуткого нюха хищника. Кто‑то чуть не разрушил дело, которое я едва успела начать.

Но кто? Зачем? Вопросы теснились в голове, гудели – куда там пчелам!

Стрельцов сунул камень под нос Полкану.

– Ищи!

Пес посмотрел на него с видом «без сопливых соображу» и потрусил по границе луга. Всего нашлось пять таких камней.

– Ни следа магии, – заключил исправник.

– Ваше сиятельство, к чему тут магия? – пожал плечами Гришин. – Положить в жаровню, а то и в простой горшок с угольями каменюк, как для бани, которые жар хорошо держат, да рукавицей прихватить, чтобы не обжечься. Гляньте внимательней – он дерн подкопал да вокруг камня гнездо сделал, чтобы дольше остывал.

Стрельцов медленно кивнул.

– Или она.

– Думаете, баба? – Пристав вгляделся в траву.

– Я ничего не думаю. Трава примята… – Огонек сдвинулся к дороге. – Но это только подтверждает, что здесь кто‑то был. Мужик, баба, а может, вовсе барин или барыня – теперь не сказать. И на дороге следов не осталось.

Он обернулся ко мне.

– Глафира Андреевна, кто может желать вам зла?

Я развела руками.

– Самой бы знать.

– Ах да… – опомнился он. – Гришин, бегом в дом, возьми у всех обитателей по волосу и прихвати деньги мелочью. Чем больше монеток, тем лучше, номинал не важен. Не забудь пересчитать, я утром верну.

 

Конец ознакомительного фрагмента