Хозяйка старой пасеки – 2

– Прошу прощения. Если оставить в стороне математику, историю и языки и перейти к наукам практическим – естественное право и законы общественного устройства, а также науки камеральные и экономические. Принципы организации доходных хозяйств, учет и оценка земельных ресурсов, современная агрономия, лесоразведение и лесоустройство и так далее. У меня есть рекомендательные письма от профессоров, если хотите.

Он снова открыл папку, и в этот раз пальцы его не дрожали – похоже, он был уверен в своих знаниях.

– Не хочу. Вы получили прекрасное образование, Сергей Семенович, и я верю, что и рекомендации у вас блестящие. Но это рекомендации кабинетных профессоров, а не практиков.

Да, я много раз слышала от подруг, как сложно найти место молодому специалисту сразу после диплома: всем нужен опыт работы, а где его взять, если никуда без этого самого опыта не берут? Но я не могла, просто не могла себе позволить нанять его только из сочувствия к совсем молодому по моим меркам человеку, на которого свалилась ответственность за семью.

– К слову, почему вы выбрали именно философию, а не, скажем, юриспруденцию? Разве это не более подходящий путь для благородного человека – следить за соблюдением законов и, возможно, участвовать в создании новых?

– Я думал об этом. Однако, еще когда батюшка предложил мне выбирать стезю, было очевидно, что дела нашей семьи расстроены – правда, тогда я не имел понятия, насколько сильно. – На его лицо легла тень. – Возможно, останься я дома, все повернулось бы иначе, но Господь управил так, как счел нужным. Словом, думая об образовании, я надеялся, что мои знания помогут мне восстановить хозяйство и вернуть былое достоинство нашей фамилии. Однако все пришлось продать из‑за батюшкиных долгов. Мне кажется, он сам понятия не имел об их масштабах.

Внутри что‑то противно заныло. Я тоже не имею понятия о масштабах родительских, теткиных, а теперь и моих долгов. Здесь никому даже не приходило в голову составлять расписки в двух экземплярах! Как бы мне самой вскоре не оказаться в положении Нелидова – но меня‑то управляющей точно не возьмут.

– Буду честен, год я пытался бороться, надеясь, что доходы с земель позволят удержать их в руках. Однако долги победили. – Он невесело улыбнулся. – Можно сказать, что я знаю, как управлять чужим имуществом, потому, что извлек уроки из небрежного управления своим собственным.

– Это действительно честный аргумент, Сергей Семенович. И, раз уж мы честны друг с другом… Из‑за… болезни, о которой вы тоже наверняка наслышаны, я не следила за делами, и сейчас они совершенно расстроены. Если я найму вас, вам придется второй раз разбираться с последствиями небрежного управления. И как бы это место не похоронило вашу еще не начавшуюся карьеру в качестве управляющего. – Я усмехнулась. – Знаете, как это бывает. Один все разваливает, но успевает уйти до того, как это становится очевидным, и получает славу… – тьфу, чуть было не сказала «эффективного менеджера», – хорошего управленца, а все шишки валятся на того, кто принял полуразвалившегося хозяйство и изо всех сил работает, чтобы поставить его на ноги.

Он кивнул со спокойным достоинством.

– Понимаю ваши сомнения, Глафира Андреевна. Браться за восстановление хозяйства после чьего‑либо небрежного управления – задача непростая даже для опытного человека. Однако я умею быстро извлекать уроки. – Он помолчал. – Я знаю, что такое горечь потери родового гнезда из‑за чужой безалаберности. И что такое ответственность, тоже знаю: на моих руках мать и сестра. Кузина матушки, Татьяна Павловна, приютила их, и за это я благодарен, но, раз уж я стал единственным мужчиной в семье… Словом, я готов поставить на кон свою репутацию – от которой, между нами, и без того немного осталось благодаря батюшке – чтобы доказать свою компетентность и честность. Если я помогу вам восстановить ваше имение – это станет лучшей моей рекомендацией.

– Я немного могу вам предложить, – сказала я, поразмыслив. – Семнадцать отрубов в месяц до начала зимы.

Как ни крути, сейчас самая горячая пора. Заканчивается посевная, потом начнется сенокос, а там и первый урожай пойдет. И пчелы, которыми некому заняться, кроме меня. Лучше сегодня нанять хоть какого‑то управляющего и начать работу, чем получить идеального управляющего – которого, я, возможно, и не смогу себе позволить – к концу лета.

– К тому времени будет понятно, на что вы способны, и я буду готова пересмотреть условия, либо мы расстанемся. Еще комната и еда, как я и обещала.

Он попытался не показывать своей радости, но улыбка, которую не получилось сдержать, говорила сама за себя. Он встал и поклонился.

– В пересчете на год это всего на четыре отруба больше моего годового жалования, – сказал Нелидов. – Однако кров и стол – большое подспорье, и я смогу отправлять деньги матери. Я очень вам благодарен, Глафира Андреевна, и я вас не подведу.

– Надеюсь, – улыбнулась я. – Возвращайтесь с вещами и обсудим дела.

Хорошо, что флигели отмыты. В одном из них можно и поселить управляющего – заодно и лишняя преграда от ночных разбойников.

Нелидов ушел – пешком: родственница, с которой он приехал, укатила на коляске раньше. Я огляделась. У дверей оставался только один экипаж, вызывающе дорогой, это было очевидно даже мне.

Я глубоко вздохнула, собираясь с духом. Этого гостя выпроводить будет не так легко. Но едва я подошла к крыльцу, как дверь открылась мне навстречу.

– Благодарю за гостеприимство, Глафира Андреевна. – В голосе Кошкина было столько сахара, что у меня пересохло во рту. – За любезность вашу и за верность обещаниям.

Я присела в реверансе.

– Не утруждайтесь проводами, с вашего позволения, мы с Кириллом Аркадьевичем о делах побеседуем. – Он кивнул в сторону сеней, где маячил Стрельцов.

– Как вам угодно, Захар Харитонович.

Он словно не заметил иронии в моем тоне.

– Вот, именно те слова, которые жених хочет услышать от своей невесты.

Ах ты!..

– Захар Харитонович, боюсь, вы неверно истолковали слова моей тетушки. Я не давала обязательств становиться чьей‑либо невестой. К тому же в доме траур, и при этих обстоятельствах обсуждение каких‑либо матримониальных планов совершенно неуместно.

Глаза купца нехорошо сузились.

– Что ж, мы вернемся к этому разговору при более благоприятных обстоятельствах. Всего наилучшего, Глафира Андреевна.

Он повернулся к Стрельцову, демонстративно перестав обращать на меня внимание.

– Ваше сиятельство, скажите мне как служитель закона, что делать честному человеку, когда планы, в которые он вложил душу и капитал, рушатся на глазах?

– Не понимаю вас, Захар Харитонович, – подчеркнуто сдержанно ответил Стрельцов, но мне показалось, будто его спина напряглась. – Возможно, потому, что я исправник, а не купец.

– Так ли это важно? Я слышал, дворянское слово так же твердо, как и купеческое. Честное купеческое слово дороже золота. А выходит, что обещания барышни – что ветер: не поймаешь, не удержишь. Думаешь, будто все сговорено, а потом… – Он махнул рукой. – Вы меня понимаете?