Хозяйка старой пасеки

Словно опровергая его слова, раздался треск дерева и вскрик. На какой‑то миг я восхитилась этой девицей – умеет же оказываться в центре внимания. Но тут же устыдилась сама себя: в крике было слишком много неподдельной боли, чтобы счесть его очередной причудой.

Ругнувшись, я понеслась туда. Стрельцов опередил меня на полдороге. Сзади отдувался доктор – в таком возрасте бегать было наверняка не слишком полезно.

В следующий миг я выбежала на последний поворот лестницы, и желание смеяться пропало. Сама не знаю, как я перелетела проломленную ступеньку и присела рядом с девушкой.

Варенька подтянула к себе одну ногу, обхватив руками лодыжку. Стрельцов растерянно топтался рядом. По лицу девушки струились слезы. Видно было, что ей стоит немалых усилий не разреветься в голос, как ребенку. Я осторожно отвела ее ладони, проглотила ругательство: стопа была неестественно вывернута. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что произошло. Ступенька проломилась, девушка вцепилась в перила, и старое, изъеденное жуками дерево не выдержало даже ее комариного веса.

– Плачь, если хочешь, – сказала я. – Это в самом деле очень больно.

Она шмыгнула носом, покачала головой.

– Женщина должна уметь переносить боль без слез и жалоб.

Девушка явно повторяла с чьих‑то чужих слов, и мне захотелось сказать ее воспитателям много ласкового. Я поднялась.

– Я схожу достану из колодца холодной воды для примочки. Надеюсь, там только вывих, а не перелом.

Иван Михайлович озабоченно покачал головой. Стрельцов выглядел таким виноватым, будто он собственноручно вывернул кузине ногу. Он подхватил Вареньку на руки, повернулся ко мне.

– Погодите с водой. Куда ее можно уложить?

Еще бы я сама знала. Впрочем, утром, обследуя дом в поисках кухни, я видела что‑то вроде гостиной. Туда мы и отнесли пострадавшую, уложили на диван. Варенька тут же села, старательно поправляя юбки.

– Кирилл Аркадьевич, оставьте нас, – велел доктор.

– Я ее ближайший родственник здесь, и я должен знать, что с ней, – уперся исправник.

Спорить было очевидно бесполезно, я подхватила его под локоть и повлекла к ближайшим дверям. Похоже, я поступила как‑то очень неправильно, потому что и доктор, и Варенька уставились на меня так, будто я собралась стриптиз танцевать, а исправник даже забыл, что надо сопротивляться. Опомнился только у двери, встал столбом – поди сдвинь его такого. Пришлось выпустить его локоть и сказать:

– Кирилл Аркадьевич, я понимаю, что вы переживаете за кузину. Но подумайте головой: каково девочке раздеваться перед мужчиной, пусть даже родственником?

– Да я не моложе вас! – возмутилась Варенька.

Вот же неугомонная!

– Графиня, лягте и не спорьте, – приказал доктор. – Ваше сиятельство, барышня права, пощадите скромность своей кузины. Я расскажу вам о ее состоянии, когда закончу помогать ей.

– Да, вы правы, – согласился исправник.

– Сходите за холодной водой, холодные примочки при вывихе еще никому не повредили, – распорядилась я.

Хоть ненадолго делом займется. Я закрыла двери прямо перед его обалдевшим лицом, обернулась к доктору.

– Иван Михайлович, я могу вам помочь?

– Да, конечно. Барышне нужно снять чулок, и лучше, если вы…

– Не надо с меня ничего снимать! – воскликнула графиня. Попыталась поджать под себя ноги и снова вскрикнула.

– Перестань дурить, – сказала я, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно мягче. – Как, по‑твоему, доктор должен тебя осмотреть?

– Не надо меня осматривать! Не буду я раздеваться!

Я вздохнула.

– Думаешь, Иван Михайлович на своем веку не перевидал ножек? Вряд ли он увидит что‑то новое. А обследовать тебя нужно, и вывих вправить нужно.

Варенька залилась краской, едва слышно прошептала:

– Ладно…

Чулки у нее оказались в цвет туфелек – синие, с вышитыми золотистыми ящерками. А вот стремительно опухающая и синеющая лодыжка понравилась мне куда меньше.

– Вы так уверены в диагнозе? – поинтересовался доктор, когда я отступила от пациентки.

– Тут и сомневаться не в чем, – пожала плечами я. – Сустав деформирован, стопа в неестественном положении. Вывих определенно, надеюсь, нет перелома и связки целы.

– Откуда вам известны такие вещи? – продолжал любопытствовать доктор, пока его пальцы ловко и осторожно ощупывали пострадавшую конечность.

Варенька морщилась и кусала губы, но не жаловалась.

Я пожала плечами: не признаваться же, что в той, прошлой жизни я несколько раз проходила курсы парамедиков – просто на всякий случай.

– Действительно, вывих, – согласился с моими предположениями доктор. – Нужно будет вправлять. Подождите минутку.

Он распахнул двери, едва не столкнулся со Стрельцовым, который расхаживал туда‑сюда по комнате. Исправник схватил доктора за локоть, тот что‑то сказал, так тихо, что я не расслышала. Стрельцов выпустил его, отвернулся к окну, тяжело оперся о подоконник. Я не стала мешать ему мучиться угрызениями совести: все равно не поможет. Забрала в комнату ведро с холодной водой, чтобы исправник не снес его, если снова решит заметаться. Огляделась в поисках чего‑нибудь, что можно было бы превратить в холодную примочку. Единственным подходящим предметом выглядела вышитая салфетка на спинке кресла.

– Будет холодно, – предупредила я, опуская мокрую ткань на стремительно опухающую ногу.

Варенька взвизгнула. Стрельцов влетел в двери. Визг изменил тональность на возмущенный. Девушка подхватила с дивана подушку и запустила в родственника. Покраснев, будто ошпаренный, исправник вылетел обратно, едва не снеся по дороге почтенного доктора.

– Смотрю, вы неплохо справляетесь и без меня, – улыбнулся он, выставляя на стол сундучок. – Принесите, пожалуйста, стакан с водой.

Я метнулась на кухню, чудом не сверзившись со сломанной ступеньки. Надо найти доски, пусть неоструганные, и починить. А потом проверить остальные ступеньки, чтобы еще кто‑нибудь что‑нибудь не сломал. Все в этом доме выглядело так, будто за ним не ходили лет двадцать: скрипящие полы, выцветшие занавеси, паутина под потолком. Да и чистотой он не блистал – впрочем, если жили в нем пятеро, а прибиралась одна, понятно почему. Ничего. Разгоню всех дармоедов и наведу порядок.