Хранительница

Цена на обучение возрастала с каждым годом, а у меня не осталось почти ничего из тех денег, что Мэй дала мне. Моих накоплений едва бы хватило на дорогу до Массачусетса.

Деньги.

Постоянные мысли о них раздражали меня, но я поняла важность их наличия, когда в доме перестала появляться еда и мне пришлось продать несколько своих вещей, чтобы купить поесть. Первое время я делилась с отцом, надеясь, что скоро он придёт в себя, найдёт работу и поймёт, как много я делала для нас.

А потом у меня почти ничего не осталось, и я стала есть на улице, чтобы он почувствовал себя голодным, как я, и наконец сделал хоть что‑то. Только этого не случилось. Спустя некоторое время я решила узнать, ел ли он что‑то сегодня, и он ответил, что ел, но не спросил меня в ответ.

Как ему могло быть настолько всё равно?

Почему они такие? Почему?

Мамы никогда так не поступали.

Они отдавали последний кусок торта под предлогом того, что не хотели, и встречали со школы с горячим обедом.

Не всегда, конечно. Моя много работала. Но когда у неё появлялся шанс, она всегда им пользовалась.

А он? Что он сделал для меня?

Лезвие заскользило под кожурой, отделяя её от картофеля в моей руке. Я не представляла на месте овоща часть тела своего отца. Нет. Но я злилась, вспоминая о нём. Всегда. Ничего хорошего не приходило в голову, когда он становился частью моего внутреннего монолога.

Забыла ли я то, что можно было вспомнить?

Или этого вовсе не существовало?

Ты сделал что‑то хорошее для меня, папа? Позаботился обо мне? Защитил? Ты не интересовался, как у меня дела, что я чувствую, чем живу. Ничего, словно я никто. Ты был обязан делать это и вести себя как мужчина, а не лентяй‑пьяница, в конце‑то концов!

Картофель с плеском упал в воду, когда я резко сжала ладонь и он выскользнул из неё.

Кончик ножа врезался в среднюю фалангу безымянного пальца и оставил неглубокий порез. Пузырь из крови тут же стал набухать, поэтому я прижала его к губам. Металлический привкус распространился по рту.

Глаза опустились к контейнеру, доверху наполненному чищенным картофелем. Даже не заметила, как управилась со всей работой, пока перекручивала в голове одни и те же мысли, будто они успокаивали, а не пугали.

Но страх – ключ к решению проблем. Если решишься пересечь черту, в итоге обязательно будешь вознаграждён.

Я должна была что‑то сделать.

Должна была не стать своим отцом.

Но не сегодня. Сегодня уже поздно. Возможно, завтра?

В любом случае, пока мне не исполнится восемнадцать, мне лучше прятаться.

Встав с табуретки и прихватив с собой тяжелый контейнер, вышла из кладовой, которая превращалась в мою спальню каждую ночь с тех пор, как я появилась здесь, подошла к двери и открыла её с помощью локтя.

Сегодня перед сном я собиралась представить, как мне на голову резко падает миллион долларов и…

– О! – Я остановилась, когда увидела перед собой человека, которого в это время здесь обычно никогда уже не было. Часть воды из контейнера выплеснулась на пол из‑за того, как я подпрыгнула. – Томас…

– Это всего лишь я, – подтвердив, улыбнулся он.

Его тёмные кудрявые волосы были аккуратно уложены на две стороны, однако лицо выглядело уставшим после десятичасовой смены, которую он провёл на этой кухне сегодня в роли повара.

– Ты напугал меня, – призналась я, продолжив свой путь до холодильника. – Что ты здесь делаешь?

Парень поплёлся следом за мной и открыл одну из створок, чтобы я могла без труда поставить туда тару с картофелем.

– Спасибо.

Раньше он никогда не задерживался.

– Что‑то случилось?

Мне нужно было знать, зачем он остался.

– Нет, просто хотел дождаться, когда ты освободишься.

Я напряглась.

Старый страх возродился во мне, когда я пошла обратно в кладовую, чтобы забрать оттуда нож. Его нужно было убрать на место, но теперь я не собиралась так быстро расставаться с ним. Томас, к счастью, держался на расстоянии, оставаясь на кухне.

– Как насчёт свидания? – громко спросил он, чтобы я точно расслышала его со своего места.

Только несмотря на это, я всё равно переспросила, не обернувшись и почти прокричав ему:

– Свидание?

– Ты обещала мне.

Крепко сжав рукоять в своей ладони и спрятав лезвие за спиной, остановилась на пороге и вновь встретилась взглядом с парнем.

– Я обещала? Нет, я…

– Да, точно.

Я не могла обещать ему свидание, потому что никто не звал меня на них с тех пор, как я бросила школу. У меня ведь не могли начаться провалы в памяти, верно?

И Томас никогда не обращал на меня внимания как на девушку, потому что отчасти боялся Асторе вместе с остальными.

Что изменилось?

Пока я думала о том, как отказать ему, чтобы не вызвать приступ агрессии, жертвой которого я стану, он уже наклонился и достал из приоткрытой тумбы две тарелки со свежесваренной пастой.

– Даже никуда идти не надо, мы ведь в ресторане, – напомнил он. – Я уже всё подготовил.

О, это мило. Так ведь?

– Соглашайся, Эбигейл. Даю слово, что еда не отравлена.

– Точно?

Я не сомневалась в этом, а вот в кое‑чём другом – очень даже.

Недоверие к мужчинам, а особенно к их безвозмездной заботе, которая никогда на моей памяти не была таковой, стало неотъемлемой частью меня ещё со времен, когда папа решил, что это хорошая идея – начать приводить своих новых друзей в нашу квартиру.

Интересно, он когда‑нибудь позволял себе приставать к дочерям тех, с кем пил? Незнакомым девушкам в барах? Прохожим?