Хранительница

Детство закончилось, когда мне было девять. Несмотря на то, что Родриго появился в моей жизни намного позже, мамина смерть положила начало концу, потому что мой отец оказался слабаком, который забыл, что у него осталась несовершеннолетняя дочь.

Пришлось начать думать как взрослая, чтобы позаботиться о себе и не попасть в детский дом.

Но клуб уничтожил меня.

И дело было не в боях или мужчинах там.

А в ней. Единственное, что скрашивало мои дни – время с Каей.

Удивительно, как чужой человек может стать тем, кто изо дня в день сохраняет в тебе веру в людей, когда давно пора перестать заниматься этой ерундой.

Люди называют это дружбой.

Но мы никогда не называли себя подругами.

Сёстры. Не иначе.

Однако, вспоминая, как много она сделала для меня, даже это казалось не совсем подходящим, потому что Кая была универсальна – отец, мать, старшая сестра, лучшая подруга, наставница, защитница, родственная душа… Я бы могла продолжать этот список бесконечно, потому что она была каждым, кого мне стало не хватать после смерти мамы.

А теперь её не было, как и моей веры в человечность.

Я часто задумывалась, кем я была для неё?

Что заставляло её быть всем для меня?

Ведь от меня не было никакой пользы, кроме шоколада, который я воровала для неё из кабинета директора, пока ещё ходила в школу, так как её пониженное давление не давало мне покоя.

С тех пор как она пропала, я больше не ела его, хотя в ресторане, в котором я жила, было полно сладостей и мне позволяли брать немного. Только мне не хотелось.

Ничего не хотелось.

Месяц после боя, который освободил меня не только от «FIGHT», но и от большей части мужского внимания, я пролежала в постели.

В маленькой детской комнате, которая не была моей.

Она принадлежала внучке женщины, которая вытащила меня на улицу в тот день. Её дом был полон детей и взрослых, тем не менее она не оставила меня умирать, а забрала к себе.

Моё лицо, заново собранное по кускам, было также её заслугой. То, что теперь у меня была работа, место, где спать, и что есть – всё она.

Раньше она подрабатывала здесь так же, как и в клубе Родриго, но после того как я восстановилась, отдала своё место мне. К тому же у неё вышло разобраться с долгами своих сыновей, и нужда в таком количестве работы исчезла.

Как эмигрантке азиатского происхождения ей было сложно найти что‑то стоящее и высокооплачиваемое, однако человек, которому нужна была помощь по уходу за близким, сам нашёл её.

Она смогла уволиться и посвящать всё своё время только этому, так как он платил очень хорошие деньги.

Я была рада за неё. Людям её возраста стоило больше отдыхать, а не решать проблемы своих уже взрослых детей.

И незнакомых ей детей тоже.

Я была обязана Мэй.

Такие, как она, рождаются добрыми, поэтому невозможно заставить их поступать иначе.

Она спала с одной из своих внучек, пока я занимала её маленькую и не совсем удобную кровать. Ещё она помогала мне есть, когда одна моя рука была сломана, а вторая едва сгибалась из‑за сильного ушиба. Учила обрабатывать и зашивать глубокие раны. Даже дала немного денег перед тем, как привела сюда.

Я правда пыталась отказаться, но она засунула их мне в карман и отругала, шевеля пальцами прямо перед моим носом.

За тот промежуток времени, что мы частично провели вместе, я успела выучить несколько фраз на языке жестов, поэтому не стала спорить. Деньги правда были нужны мне.

Но я собиралась вернуть свой долг при первой же возможности. И самостоятельно, чтобы не пришлось продавать единственного родного человека ради этого.

Только пока не знала, когда смогу это сделать.

Для начала нужно было хотя бы выйти на улицу, не волнуясь о том, что меня поймают. Затем найти другую работу, что было практически невозможно, потому что мой паспорт всё ещё хранился у Родриго.

И самое главное…

Перестать быть подростком.

Мои ровесники не заботились о таких вещах.

Да, какая‑то часть из них работала, но не для того, чтобы выжить, потому что их родители заранее накопили деньги на колледж, набили холодильник и подготовили комнату для своего ребёнка.

Они волновались, когда те опаздывали домой, интересовались, не были ли они голодны и как себя чувствовали.

Ответственный родитель – привилегия, которую до сих пор мало кто понял.

Я скучала по маме. Она была именно такой.

Строгой, но в то же время дающей свободу выбора. Занятой, но всегда находящей на меня время. Часто уставшей, но всегда улыбающейся мне.

Я старалась думать, будто я особенная, чтобы трудности давались легче.

Но по правде говоря – будущее не для меня.

Я с настоящим‑то едва справлялась.

Полно подростков оказывались одиноки в момент, когда особенно нуждались в поддержке. Их выгоняли из школы, избивали дома, они голодали. Это ненормально, но так жили чаще, чем кажется.

Не все из них справлялись, но я не осуждала их за выбор, так как знала, насколько это тяжело – проходить через это в одиночку.

И не знала, не сдамся ли сама в итоге.

На кухне послышался шум, и я замерла, перестав заправлять свою импровизированную постель, от сна в которой переставала чувствовать спину к утру.

Несмотря на то, что этот ресторан считался одним из самых престижных в городе, довольно часто здесь можно было заметить мышь, пробегающую по полу. Вероятно, именно поэтому он резко стал называться «В темноте».

Но мыши не умели топать.

Положив одеяло и пододеяльник на скамью, принялась медленно подкрадываться к выходу из кладовой. К шагам в это время добавились два голоса: женский и мужской.

Я не могла расслышать их, поэтому тихо приоткрыла дверь и взглянула в щель.

Девушка с длинными темно‑каштановыми вьющимися волосами устроилась своей задницей на железном столе, с которого завтра кто‑то получит еду. Как только её красно‑коричневое платье задралось на бёдрах, ладони мужчины, стоящего между её ног, оказались на них.