Идеальная девушка
– Да. Он прислал мне сообщение по электронной почте. Я не стала отвечать. Даже не читала его. Почему ты спрашиваешь?
– Он искал меня, хотел поговорить. Я, разумеется, отказалась, но… Не знаю. Очевидно, он друг Райана.
– Райана?
– Они вместе работали в «Гералд». По словам Джерайнта, именно Райан пробудил в нем интерес к делу Невилла. Ты с ним не виделась?
– С кем? С Джерайнтом?
– Нет. С Райаном. – В голосе Эмили звучит нетерпение.
– После того, как у него случился инсульт, не виделась. – Ханна закусила губу. – А ты?
– Один раз, когда его выписывали из больницы. Это было настолько ужасно, что мне расхотелось встречаться еще раз. Теперь ему вроде бы лучше.
– Ох, я рада за него, – неуверенно произносит Ханна. Этого она и опасалась, именно по этой причине ей не хватало смелости навестить Райана. Она боялась не только того, что нахлынут воспоминания, но и того, что некоторые прежние воспоминания будут безвозвратно стерты и вид едва ворочающего языком инвалида уничтожит образ красивого, улыбчивого, насмешливого парня.
– Джерайнт говорит, к Райану еще не до конца вернулась память и он передвигается в инвалидной коляске. Райан прошел множество сеансов физиотерапии, и речь вроде бы почти полностью восстановилась. К тому же он теперь сам в состоянии принимать пищу и делать кое‑что еще, это наверняка имеет огромное значение для такого независимого ума. Даже мне ясно, как тяжело ему было зависеть от Беллы. Кстати, он опять пишет. Я правда не читала, но Джерайнт говорит, Райан снова пользуется клавиатурой и, должно быть, испытывает несказанное облегчение.
– Я рада за него, – повторяет Ханна и, не в силах уклониться от терзающего ее вопроса, спрашивает: – Так что ему нужно? Я имею в виду Джерайнта. Все, как обычно?
Как обычно… Мягкий фокус, слащавые воспоминания об Эйприл и ее нераскрытом потенциале. Фотографии друзей с постными лицами и горюющих членов семьи. Забавные истории о ставках на бегах, майских балах и планах на светлое будущее. Щепотка пряных подробностей, чтобы добавить в статью клубнички – намек на какой‑нибудь скандальчик, промискуитет или неблаговидную выходку, чтобы средний читатель мог самоуверенно заключить: такое в его мирке определенно никогда бы не случилось. Он, читатель, его дети и внуки слишком солидные люди, чтобы позволить хищнику заманить себя и задушить в собственном доме.
Ханна ненавидит журналистов и ведущих подкастов. Невозможно представить, что за все эти долгие годы пришлось вытерпеть родителям Эйприл…
– Не как обычно, – медленно произносит Эмили. – Если ты, конечно, имеешь в виду говенные статейки в духе «Какой знала Эйприл Эмили Липман». Нет, он… – Эмили замолкает. Ханна понимает, что бывшая однокашница пытается подобрать слова, чтобы сообщить некую огорчительную новость, и опускает кофейную чашку на стол, готовясь выслушать ответ.
– Он считает, что Невилл не виноват, – наконец решается Эмили. – Он думает… Он думает, что произошла ошибка.
До
Через месяц после начала первого семестра (или осеннего триместра, как приучилась называть его Ханна), ей уже казалось, будто она всю жизнь провела в Оксфорде, но при этом не потеряла ощущение непреходящего чуда.
Как странно испытывать обе этих эмоции одновременно: восторг от того, что ты просыпаешься в комнате здания XVIII века в одном из старейших университетов мира, слышишь церковные колокола и высокие, неземные голоса мальчиков‑хористов, взлетающие к окнам, и в то же время точно знаешь, что по понедельникам в столовой дают мясной рулет, выслушиваешь постоянные жалобы Хью на запах дешевой лапши в стаканчиках, пропитавший весь корпус «Клоудс», и ежедневно терпишь визиты смотрительницы подъезда, повсюду сующей свой нос и всеми командующей Сью. А самое странное заключалось в том, что Ханна и Эйприл фактически стали лучшими подругами вопреки тому, что додсуордская Ханна за три мили обходила бы стороной такую красотку и мажорку, как Эйприл.
Но после того, как их свел вместе банальный факт совместного проживания, все считали, что они не разлей вода – где Эйприл, там Ханна, где Ханна, там Эйприл. Подруги, соседки, заговорщицы.
– Ну и корова! – жаловалась Эйприл. Наступил пятничный вечер, она развалилась одетая в халат из японского шелка с авторской росписью на диване, поедая «Коко попс» из чашки. Эйприл смотрела «Клуб „Завтрак“» на лэптопе и одновременно прокручивала страницы новенького приложения «Инстаграм» на айфоне. – Клянусь, она ждет, чтобы или подловить меня с жуткого похмелья, или прийти пропылесосить в самый неудачный момент.
– Кто? – Ханна поправляла перед зеркалом капюшон мантии. Вечером в Парадном зале давали «официальный» прием, то есть, если ты хотела получить горячий ужин, то полагалось явиться одетой в академическую мантию или приличную одежду, хотя понятие «приличная» на практике означало «хотя бы не в рваных джинсах». Ханна заглянула через плечо подруги на экран лэптопа – 19:25. Эмили обещала забежать по дороге в столовку, однако времени, чтобы всем троим успеть разместиться за столом рядом, оставалось в обрез.
– Я уже говорила – Сью. Ты что, не слушала?
– Делать обход – ее прямая обязанность, – мягко возразила Ханна.
– Сью невзлюбила меня с тех пор, как я устроила розыгрыш с чашкой блесток на шкафу. – Эйприл отправила в рот полную ложку «Коко попс» и принялась шумно жевать. – Сука!
Быстро выяснилось, что Эйприл – неисправимая приколистка. Из‑за этой особенности совместное проживание с ней заставляло постоянно быть настороже. Эйприл организовала ложный вызов Райана к руководителю колледжа, которому не очень понравилось, что его потревожили в воскресенье в десять тридцать вечера. Ханна попалась на удочку, когда однажды после ужина, поднимаясь по ступеням, услышала доносящиеся из комнаты Эйприл дикие крики. Влетев в комнату, Ханна увидела две руки, отчаянно вцепившиеся в подоконник с другой стороны окна. И только промчавшись с упавшим сердцем через комнату и схватив подругу за запястья, Ханна сообразила посмотреть вниз и обнаружила, что Эйприл спокойно стоит на выступе эркера нижнего этажа и хохочет, как гиена.
Разумеется, задним числом все это выглядело невероятно глупо. С какой стати Эйприл висеть снаружи, цепляясь за подоконник? Случайно в таком положении невозможно оказаться. Ханне ничего не оставалось, кроме как рассмеяться. Она рассказала о происшествии во время завтрака, признав, что ее успешно развели. Но, если честно, шутка ей совсем не понравилась. Выходка бессмысленная, немного злая и где‑то даже опасная – Эйприл могла легко сорваться и реально свернуть себе шею. Вылезти в окно было проще простого, однако возвращение оказалось куда более трудным делом. После двух бесплодных попыток Ханны втащить подругу в комнату через подоконник, та с риском для жизни спустилась по ржавой водосточной трубе, прилично ободрав кожу на ногах. Если бы Эйприл разбилась насмерть, всем было бы не до смеха. Однако жертвам розыгрышей не полагается говорить такие вещи вслух, если они не хотят показаться лишенными чувства юмора занудами.
– Кого здесь назвали сукой? – послышался голос из прихожей.