Идеальная девушка

Ханна и Эйприл резко обернулись.

– Эмили! – воскликнула Эйприл, схватившись за сердце. – Господи, не делай так больше со мной! Меня чуть кондрашка не хватила.

– Ну извини. Ты идешь, Хан? Я тебе звонила на мобильник…

– Ой, черт, прости, я не слышала звонка. Видно, опять деньги кончились. Ты точно не хочешь с нами? – спросила она у Эйприл, скорее, чтобы убедиться самой, чем убедить подругу. Соседка Ханны никогда не посещала официальные ужины. Эйприл утверждала, что на них царит скукотища и манерность, и это, конечно, было правдой. Тем не менее Ханне они нравились, она любила чинную церемониальность, картинную внушительность черного, как в Хогвартсе, студенческого облачения, полированные дубовые скамьи, расставленные повсюду маленькие мерцающие лампы, изящество латыни. И все же у Эйприл, по‑видимому, имелась какая‑то другая причина, что‑то связанное с ее странным отношением к еде. Во время прогулки по Оксфорду в субботний вечер она могла съесть подряд шесть чизбургеров из «Макдоналдса» и потом всю неделю вообще не обедать.

На официальном ужине невозможно уклониться от смены трех блюд, разносимых официантами. Невозможно ограничиться одним салатным гарниром или опрокинуть полную тарелку еды в мусорный бак. Заказывать приходилось полный комплект и потом ждать, когда все закончат и кухонный персонал уберет посуду.

– Я скорее соглашусь пить воду со дна мусорного бака, – заявила Эйприл, впрочем, вполне дружелюбным тоном.

Ханна пожала плечами.

– Ладно, как хочешь, – сказала она и вышла вслед за Эмили из квартиры.

Райан ждал их на нижней площадке лестницы, в сумерках они вместе пересекли двор. Шел ноябрь, ночи становились длиннее. Осенний воздух дышал пряной свежестью. В витражных окнах церкви мерцали огни.

– Так кого вы там называли сукой? – повторила свой вопрос Эмили.

Ханна закатила глаза.

– А‑а, Сью. Эйприл решила, что смотрительница на нее дуется. Из‑за блесток.

– Господи, ничего удивительного. Если она попробует провернуть такой же фокус со мной, я ее просто прикончу. – Эмили выглядела не на шутку возмущенной. – Смешного в этом ничего нет, один примитив. Я слышала эту историю от нашей смотрительницы, они ведь общаются друг с другом. Сью несколько часов пылесосила блестки и вычесывали их из волос. На ее месте я бы пожаловалась руководству колледжа.

– По‑моему, Эйприл все‑таки устроили выволочку, – осторожно предположила Ханна. Она поправила сползающую с плеча мантию. Ханну преследовало неприятное чувство, будто она сплетничает о своей соседке у той за спиной. – С ней проводили беседу.

– Ага, а меры хоть какие‑то приняли? Могу поспорить на кругленькую сумму, что ответ отрицательный.

– У меня сложилось впечатление, что ей пригрозили: еще раз выкинет что‑либо подобное, и…

– Наверняка ее папочка позвонил кому надо, и дело, как по волшебству, закрыли, – саркастически заметил Райан. – Уилл нормальный парень, но я реально не понимаю, что он в ней находит.

Ханна прикусила губу. Она не могла винить Райана, он сам еще не отошел от розыгрыша с телефонным звонком. Однако богатство семьи Эйприл, размеры ее владений, спонсорская помощь, которую отец Эйприл предоставил для строительства спортзала в Пелэме – все это давно раздражало многих, не только Райана. «Эйприл Кларк‑Кливден? – однажды услышала Ханна по дороге на практическое занятие. – Эта мажорка? Да она глупая как пробка. Ее бы сюда ни за что не приняли, если бы не папочкины денежки. Говорят, он стоит всего на одну ступеньку ниже Уоррена Баффета».

Странно и то, что сама Эйприл не пыталась развеять слухи. Она как будто нарочно купалась в дурной славе. Ее лента в «Инстаграме» была полна снимков дизайнерских шмоток, красавцев в смокингах, собственных фоток, на которых она пила шампанское из горлышка и выпячивала губки в объектив. Эйприл как будто гордилась тем, что, почти или вообще ничуть не стараясь, получала хорошие отметки. Она не раз упоминала об особых условиях при поступлении в колледж, несмотря на скверные оценки на экзаменах, словно бросая вызов – сами смекните, что к чему.

На деле все обстояло совершенно иначе. Эйприл отнюдь не была пустышкой. Да, она любила красивые платья и вечеринки, вот только в аккуратно причесанной ленте «Инстаграма» невозможно было увидеть, сколько упорного труда она вкладывала в учебу. Ханна потеряла счет вечерам, когда Эйприл приползала домой после полуночи, сбрасывала туфли на шпильках и всю ночь сидела над каким‑нибудь заданием, чтобы успеть выполнить его к следующему утру. В качестве дружеской услуги Ханна иногда вычитывала сочинения Эйприл за завтраком. Сначала она переживала, что столкнется с наполовину переваренным и брезгливо отрыгнутым плагиатом, но, к ее удивлению, сочинения Эйприл были хороши, а местами просто блестящи. Ханна историю не изучала, зато умела оценить хороший стиль. Работы ее соседки по комнате нельзя было сравнить с чепухой, написанной после прочтения полудюжины статеек в «Космополитен». Эйприл вполне заслуживала свои оценки, а возможно, и большего.

Причем сочинениями дело не ограничивалось. Несколько недель назад Ханна застала Эйприл за репетицией роли в пьесе, которую ставили под Рождество в драматическом кружке. Ханна застыла на пороге, замерев от восторга, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Эйприл не корчила из себя звезду, она действительно ею была. Или ее все‑таки заслуженно считали мажоркой?.. Кем бы ее ни называли, высокий класс был налицо.

– Знаешь… – начала Ханна, обращаясь к Райану, но тут заметила, что они проходят мимо служебки консьержа. – Ой, чуть не забыла. Я жду письма от матери. Постойте пару секунд, пока я сбегаю проверить.

– Только недолго, – попросила Эмили.

Ханна кивнула и взбежала по ступеням.

В швейцарской было тепло, душно и воняло то ли мокрой тряпкой, то ли прокисшим потом. Ханна заглянула в свою ячейку. Она была пуста за исключением корешка из библиотеки с напоминанием о просроченном возврате книги. Странно. Письма от матери приходили каждую пятницу. Может быть, сунули не туда? Такое раньше уже случалось.

Она проверила ячейки сверху и снизу, как вдруг за спиной послышался писклявый голос:

– Вы что‑то ищете?

Ханна, вздрогнув, обернулась. Перед ней стоял тот самый консьерж, который провожал ее до кабинета доктора Майерса. Мужчина вышел из‑за стола и остановился слишком близко от Ханны, отчего ей стало не по себе. Она сделала шаг назад.

– Нет. То есть я ждала письма. Мама пишет каждую неделю. Но я его здесь не вижу.

– Ваше письмо только что доставили. Я как раз собирался положить его в вашу ячейку. – Консьерж протянул ей конверт, зажатый между двумя пальцами.

Ханна потянулась за ним, однако консьерж неожиданно отдернул руку, приподняв письмо над ее головой с выражением, которое сам, очевидно, считал игривым.

Ханна сдвинула брови. Консьерж опустил руку, но, когда она хотела взять конверт, снова отвел ее в сторону.

На этот раз Ханна, отказавшись от дальнейших попыток забрать письмо, скрестила руки на груди. Сердце учащенно стучало от возмущения. Ей было трудно точно назвать его причину, просто вся сцена настолько вывела ее из равновесия, была настолько дикой и неуместной, что она не знала, как реагировать. Ханна вспомнила, как в первый день после поступления в университет консьерж помахивал ключами у нее перед носом и дольше необходимого не выпускал их из пальцев.