Идеальная девушка
– Кому‑кому, а тебе этого можно было не бояться, дорогой, – подколола Эйприл. Она сделала большой глоток шоколадного молока из стакана на подносе и, не спрашивая разрешения, уселась рядом с Уиллом.
– Вообще‑то я стерег это место, – сказал Уилл, но не таким тоном, чтобы действительно заставить Эйприл пересесть. Ханна, так и не присев, размышляла, как поступить. Напротив Уилла оставалось единственное незанятое место. Может, он хотел отдать его другу, которого ждал? Ханна в поисках подсказки взглянула на Эйприл, но та уже стучала пальцами по экрану телефона.
Закусив губу, Ханна хотела отвернуться, однако Уилл ее остановил:
– Эй, не уходи. Мы подвинемся.
Опять скакнуло сердце. Ханна улыбнулась, стараясь скрыть малодушную благодарность. Уилл опустил сумку на пол и подвинул соседа на десяток сантиметров, освобождая место.
– Вот, садись сюда. – Он указал на свободное место напротив. – Хью втиснется между мной и Эйприл.
– Ты сказал Хью? – оторвалась от телефона Эйприл. На ее лице появилось странное выражение приятного удивления, даже радости, смешанной, однако, с озорством, природу которого Ханна не могла понять. – Хью Блэнд?
– Он самый. Ты разве не знала, что он тоже поступил?
– Хью хотел учиться в Оксфорде – это я слышала, но понятия не имела, что он выбрал Пелэм.
Эйприл убрала телефон и, когда к столу подошел высокий бледный парень в толстых, как у Стивена Хокинга, очках, ее губы дрогнули в улыбке.
– Ну и ну! Легок на помине.
– Эйприл! – воскликнул юноша, неожиданно запутался в собственных ногах и выронил поднос. Тарелка пасты с шумом упала на пол.
На мгновение наступила гробовая тишина. Все головы повернулись в сторону их компании. Еще один парень, сидевший за столом, громко произнес:
– Эй, все! Концерт окончен. Расходитесь.
Хью, явно сгорая от стыда, с усмешкой виновато поклонился и присел, чтобы подобрать с пола банку кока‑колы и разлетевшиеся тортеллини. Его лицо пылало огнем.
– Простите! Какой я осел, – пробурчал Хью сдавленным голосом, в котором тем не менее прозвучал аристократический выговор. – Прошу прощения. Слава богу, хоть тарелка не перевернулась. Ничего и не выпало. Почти.
Юноша со все еще пылающими щеками втиснулся рядом с Уиллом, поставил на стол тарелку испорченной пасты и взял вилку.
– Не ешь ты это, глупец, – с легким презрением бросила Эйприл. Она встала и помахала в направлении буфета. – Эй, помогите кто‑нибудь. И принесите еще одну тарелку пасты.
Все студенты молча проводили взглядом работника кухни, прибывшего с новой тарелкой и тряпкой, чтобы подтереть разлитый соус.
– Прошу прощения, – еще раз сказал Хью, обращаясь на этот раз к работнику кухни. Тот лишь молча кивнул и удалился. Хью явно был готов сквозь землю провалиться.
Ханне вдруг стало невыносимо жалко парня.
– Вы тут все знакомы? – спросила она у Эйприл и Уилла, скорее желая сменить тему разговора, чем интересуясь ответом. Эйприл с улыбкой кивнула, и вместо нее ответил Уилл:
– Я знаю Хью давным‑давно, мы вместе учились в начальной школе. Верно, Хью?
– Правильно, – ответил тот. Румянец таял на его щеках, он низко наклонился над тарелкой, избегая чужих взглядов. – Хью Блэнд, – представился он Ханне. – Медфак.
– Мы с Хью о‑очень хорошие друзья, – ласково промурлыкала Эйприл. Она ущипнула юношу за щеку, отчего его лицо вновь захлестнула волна краски, на этот раз прихватив и уши. Воцарилось зыбкое молчание.
– А ты кто? – спросила Эйприл у парня, сидящего рядом с Ханной, желая загладить неловкость. Именно он сказал «концерт окончен» – широкоплечий, коренастый, в футболке клуба «Шеффилд уэнсдей».
– Это Райан Коутс, – произнес Уилл. – Мы оба на экономическом.
– Точно, – широко улыбнулся Райан. Он говорил с явным шеффилдским акцентом. После манерного южного диалекта его речь звучала по‑северному грубо. Ханна вдруг почувствовала родственную душу, хотя Додсуорт был намного южнее Шеффилда. Райан, как и она сама, не принадлежал к богатеньким выпускникам частных школ, в чьей компании Уилл и Эйприл чувствовали себя как рыбы в воде.
– Мы все живем на одном этаже в «Клоудс», – пояснил Уилл.
Ханна знала, что «Клоудс» – современное крыло с тыльной стороны «Нового двора», куда определили большинство первокурсников. Здание квадратное и бетонное, как бункер, зато все комнаты класса люкс, и даже отопление работало. Ханна в душе радовалась, что ее с Эйприл поселили в живописной квартире в старом стиле. Разве не ради этого она приехала в Оксфорд? Ей хотелось идти тропой, протоптанной другими за четыреста лет, а не по ковровым дорожкам последних десятилетий.
– Я услышал, как он крутит за стеной «Стоун роузес». – Райан ткнул вилкой в направлении Уилла. – Пошел представиться, и оказалось, что мы на одном курсе. Потом он познакомил меня с этим чуваком. – Райан указал на Хью.
– Мы с Уиллом учились в одной школе, – пояснил Хью и снова покраснел. – Ой, я это уже говорил… Извините. Опять ступил.
– Не слушай его. – Уилл дружески ткнул приятеля в ребра. – Хью был самым головастым в нашем классе.
Райан, пережевывая тортеллини, воскликнул насмешливым тоном:
– Какое совпадение! Я тоже был самым головастым в своем классе. Похоже, у нас много общего.
– Мы все были самыми головастыми в своих классах, – сказала девушка, сидящая рядом с Райаном. До сих пор она не проронила ни слова. Соседка Райана говорила низким голосом резко и нетерпеливо. – Разве не поэтому нас сюда приняли?
– Ты кто? – спросил Райан, смерив соседку взглядом. Длинные черные волосы, немного лошадиное лицо, прямоугольные темные очки. Девушка без тени робости посмотрела на Райана в упор. Ханна, если бы к ней обратились с такой бесцеремонностью, наверняка бы смутилась.
– Эмили Липман. – Девушка отправила в рот вилку с пастой и спокойно прожевала. – Я на матфаке. И зовут меня Эмили Липман.
– Ты мне нравишься, Эмили Липман, – с широкой ухмылкой заявил Райан.
– И что на это полагается отвечать?
– Что хочешь. Или вообще ничего. – Райан все еще улыбался.
Эмили закатила глаза.
– Кста‑ати, – лениво протянула Эйприл, – это все неправда.
– Что неправда? – спросил Хью.
– Насчет того, что мы были самые мозговитые в своем классе. Я, например, не была.
– Тогда как ты поступила в Оксфорд? – поинтересовалась Эмили. Вопрос по идее был задан некорректно, но у Эмили он отчего‑то получился просто чересчур прямым.