Империя проклятых

– Еще одна ночь, Лев, – выплюнула она.

Мать‑Волчица подняла свою булаву высоко над головой. Казалось, весь мир закружился в замедленном танце, и сердце у меня замерло, когда она обрушила ее.

Я повернулся и закричал в надежде предупредить Диор.

Киара ударила булавой по льду.

И поверхность реки взорвалась.

 

VIII. Когти и зубы

 

Замерзшая река раскололась, лед толщиной в фут треснул, словно стекло. К нам, точно молнии, устремились жирные трещины, высоко в воздух взметнулась снежная крупа. И с оглушительным грохотом лед начал разваливаться на куски.

Я услышал предупреждающий крик Селин и вскочил на ноги, пытаясь добраться хоть до какой‑нибудь тверди по обломкам и крошеву. Лаклану приказал бежать, а сестре – следовать за мной. ЗА МНОЙ! И сам помчался по качавшейся под ногами поверхности. Мы перепрыгивали через льдины и трещины, спотыкались, падали, поднимались и снова прыгали, а разломы становились все шире.

«Беги, кролик, беги‑к‑к‑кроликбегибегггиии…»

Звук был оглушающим, невозможным. Ржание лошадей казалось мне тихим шепотом, едва доносившимся сквозь раскаты грома. В небо взвивалось все больше снега, по мере того как сдвигались и бились друг о друга глыбы льда. Но у меня в ушах звучал гимн крови. Я все‑таки был бледнокровкой, поэтому моя пылающая тень уверенно стремилась к замерзшему берегу, и, когда я его достиг, то рухнул на землю, ударившись грудью с ярко горящей эгидой.

Сплевывая кровь, я с трудом поднялся на ноги, мои сломанные ребра похрустывали, когда я хватал ртом воздух.

– Диор…

Оглядевшись, я увидел, что разрушения были ужасающими, а сила Матери‑Волчицы превзошла все мои ожидания. Но я не заметил ни ее, ни Палача, ни моего бывшего ученика, но Мер раскололась от берега до берега, и по ней тянулись трещины длиной почти в тысячу футов. В воздухе кружился снег, было промозгло, над рекой летало эхо от треска ломающегося льда. Желудок у меня скрутило, когда среди этого хаоса я услышал крик:

– ГА‑А‑А‑АБИ!

Прищурившись, я попытался хоть что‑нибудь разглядеть сквозь воющую метель и с замиранием сердца увидел на реке Диор. Когда лед раскололся, мясной фургон наполовину провалился в воду, и в нем в панике забились люди, закричали дети, протягивая руки сквозь прутья. А на его крыше корчилась Диор, пытаясь спасти их от гибели.

– ГАБРИЭЛЬ!

– Шило мне в рыло…

– Ты должен спас‑с‑сти ее.

Я повернулся к Селин, она стояла у самой кромки разбитого льда, красные руки снова надвинули маску на залитое кровью лицо. Она обогнала меня, когда мы бежали от провала большими длинными прыжками, и благополучно добралась до берега. Я до сих пор понятия не имею, чему только что стал свидетелем, но ни один вампир не в состоянии пересечь проточную воду и вернуться оттуда…

– Ты должен…

Но я уже ушел, пряча Пьющую Пепел в ножны и кашляя кровью. Я бросился к разбитой поверхности реки, скользкой, как стекло, норовящей выскользнуть из‑под ног. Повозка застряла между двумя глыбами и кренилась все больше по мере того, как разваливались льдины. Лошади уже упали в воду, ржали, брыкались.

Приблизившись, я увидел, как Диор подняла кинжал, который я ей дал, и освободила животных от упряжи, чтобы они не тащили груз навстречу гибели. Повозка затряслась, лед снова раскололся, дети внутри заплакали громче.

– УБИРАЙСЯ ОТТУДА, ДЕВОЧКА! – заорал я.

Но Диор, полностью игнорируя меня, вложила клинок в ножны и достала из сапога верный кошель с воровскими отмычками. И, безумная, как пьяный оссиец, она, цепляясь за прутья клетки, подобралась к замку и начала в нем ковыряться.

Я перепрыгивал с одной глыбы на другую, выл ветер, и снег слепил мне глаза. Несколько раз я чуть не свалился в ледяную бездну. В отчаянии оглядываясь в поисках Лаклана, я по‑прежнему не мог обнаружить его следов. Но, совершив последний прыжок, я врезался в прутья клетки, Диор схватила меня за руку, чтобы поддержать, взгляд ее ярко‑голубых глаз казался диким.

– Я сказал тебе убираться отсюда к чертям!

– Ты что, серьезно собираешься меня сейчас поучать? – заорала она. – Пока я пытаюсь вскрыть этот долбан…

Зарычав, я схватился за дверцу клетки, сорвал ее с ржавых петель и швырнул в реку. Диор изумленно моргнула.

– Да, так тоже было можно.

Фургон дернулся, осев на пару футов. Течение под нами бурлило, когда я потянулся к первому попавшемуся ребенку.

– Беги! Вы все – бегите!

С каждым прерывистым вдохом, истекая кровью, я вытаскивал детей, по двое, по трое за раз, и бросал их на лед. Некоторые выглядели постарше, но большинство едва ли дотягивало до подростков, и все они – абсолютно все – были перепуганы. Льдина под нами прогнулась, раскололась, накренилась, на колеса фургона, который продолжал погружаться, хлынула вода. Дети, все еще остававшиеся внутри, вопили от ужаса, в панике цепляясь друг за друга, чтобы освободиться, когда рядом заорала Диор:

– Габи, ты…

– Я в порядке, уходи, УХОДИ!

Девчонка спрыгнула вниз, схватила в охапку крошечную белокурую девчушку и, перебросив ее через плечо, крикнула: «За мной!» Остальные дети повиновались, старшие хватали убегающих младших, а трещины становились все шире и глубже. Ледяная вода уже доходила мне до бедер, когда я забрался в клетку и вытащил оставшихся несчастных, пальцы и губы которых уже посинели. Последним ребенком, которого я схватил, была девочка постарше, судя по виду, уроженка Оссвея, с рыжевато‑каштановыми волосами, которая упрямо отказывалась уходить, пока не освободили последнего пленника.

– Уходи! – заорал я на нее.

– А ты…

– УХОДИ! – проревел я, вышвырнув ее за дверь.

Я согнулся пополам, и сломанные ребра пронзили мне легкие, когда вода поднялась выше пояса. Холод был ужасающим, пронизывающим до костей и парализующим. Мгновение я мог только дышать. Схватившись за прутья, я выпрыгнул наружу, с губ брызнула красная слюна, когда я ударился о раскалывающийся лед, а фургон исчез в глубине позади меня.